Правило четырех
Шрифт:
Пока Джил ставит машину на отведенное ему место, члены клуба и немногие приглашенные подтягиваются к входу. Никто не торопится, но и не задерживается сверх необходимого. Последними прибывают старшекурсники, которых ожидает особо теплый прием.
В клубе уже полно людей. Тепло человеческих тел смешивается с запахом алкоголя и ароматами приготовленных блюд, в голосах слышится возбуждение, и разговоры то вспыхивают, то стихают. Появление Джила вызывает взрыв приветственных возгласов и аплодисменты. Все поворачиваются к двери, некоторые выкрикивают его имя, и я думаю, что, может быть, вечер получится все же именно таким, на который
— Ну вот, — говорит он мне, стараясь не обращать внимания на затянувшиеся приветствия. — Как тебе?
Я оглядываю преобразившийся зал и внезапно понимаю, что все, чем занимался в последнее время Джил, все его встречи, разговоры, консультации с флористами, декораторами и поставщиками не были только предлогом, чтобы уйти из комнаты, когда что-то не складывалось. Здесь все изменилось. Прежняя мебель исчезла, а в углах главного холла появились угловые столики, застеленные темно-зелеными шелковыми скатертями и уставленные фарфоровыми блюдами с закусками и фруктами. Возле каждого такого стола, как и рядом с баром справа от нас, стоит официант в белых перчатках. Повсюду цветы, поражающие не ярким разноцветьем, а изысканным сочетанием белого и черного: лилии, орхидеи и что-то еще, название чего я не знаю. За колышущейся стеной смокингов и черных вечерних платьев почти не видны темно-коричневые дубовые стены.
— Сэр? — Появившийся словно ниоткуда официант в белом предлагает поднос с канапе и трюфелями: — Баранина. — Он указывает на первое блюдо: — И белый шоколад.
— Угощайся, — говорит Джил.
Я не заставляю просить дважды, тем более что все пропущенные обеды и больничные фантазии, в которых главную роль играли как раз кулинарные образы, вызывают прилив чувства голода. С другого подноса я, уже не дожидаясь приглашения, беру высокий бокал с шампанским, пузырьки которого сразу же поднимаются в голову, помогая избавиться от тревожных мыслей о Поле.
Из вестибюля столовой слышны звуки музыки. Там, где недавно стояли потертые стулья, теперь разместился квартет: пианино и ударные по углам, а между ними бас и электрогитара. Пока они играют что-то стандартное, но потом, если того пожелает Джил, будет звучать джаз.
— Сейчас вернусь, — говорит он и, оставив меня одного, идет вверх по лестнице.
Едва ли не на каждой ступеньке его останавливают, ему улыбаются, жмут руку, его хлопают по спине, даже обнимают. Дональд Морган осторожно дотрагивается до плеча Джила — искреннее поздравление того, кто будет королем уже с завтрашнего дня. Девушки младших курсов, успевшие опрокинуть не один бокал, смотрят на Джила затуманенными глазами — какая потеря и для клуба, и для них. Он — герой сегодняшнего вечера, одновременно хозяин и почетный гость. Куда бы он ни пошел, ему везде рады, его везде ждет теплый прием. Но сейчас — без Брукса, без Анны, без кого-то из нас — Джил кажется одиноким.
— Том!
Я поворачиваюсь, и воздух в зале наполняется вдруг тем ароматом, который предпочитали, должно быть, и мама Джила, и подружка Чарли, потому что на меня он производит как раз тот самый эффект. Если я когда-то воображал, что больше всего Кэти нравится мне с растрепанными волосами и не заправленной в джинсы рубашкой, то лишь потому, что был идиотом и не видел ее в черном вечернем платье, с замысловатой прической и… и…
— Вот это да!
Она кладет руку на лацкан моего смокинга, чтобы
— Ты тоже отлично выглядишь.
В ее голосе чудесная легкость, радостная доброжелательность и искренняя теплота.
— А где Джил?
— Пошел наверх.
Кэти снимает два бокала с проплывающего мимо подноса и подает один мне:
— Выпьем?
— С удовольствием.
— Ты кем сегодня будешь?
Не будучи вполне уверенным в том, что понял ее правильно, я тяну с ответом.
— Твой костюм. Ты кого изображаешь?
Появляется Джил.
— Привет, — говорит Кэти. — Давно не виделись.
Джил смотрит на нас, кивает и довольно улыбается:
— Вы двое — великолепны.
Кэти смеется:
— А ты сегодня кто?
Джил откидывает полу смокинга, и я вижу, зачем он поднимался наверх. На поясе у него черный кожаный ремень, на левом бедре кожаная кобура, а из кобуры выглядывает украшенная костью рукоятка пистолета.
— Аарон Бэрр. [52] Выпуск 1772 года.
52
Аарон Бэрр (1756–1836) — третий вице-президент США, убивший на дуэли своего политического противника, Александра Гамильтона.
— Здорово, — говорит Кэти, не сводя глаз с оружия.
— Что это? — недоуменно спрашиваю я.
Джил удивленно смотрит на меня:
— Мой костюм. Бэрр застрелил Гамильтона на дуэли.
Он берет меня под локоть и ведет на площадку между первым и вторым этажами.
— Ты видел булавки на лацкане у Джейми Несса?
Я перевожу взгляд на светловолосого парня, галстук которого украшен вышитыми басовым и скрипичным ключами. На левом лацкане, если присмотреться, можно заметить коричневый овал, на правом — черную точку.
— Футбольный мяч и хоккейная шайба, — объясняет Джил. — Джейми представляет Хоби Бейкера, выпускника 1914 года. Единственный парень, попавший в хоккейный и футбольный залы славы. Здесь, в «Плюще», Хоби еще и пел, поэтому Джейми и надел галстук с нотами. — Он кивает в сторону высокого старшекурсника с ярко-рыжими волосами. — Крис Бентам. Видишь? Рядом с Дугом. Представляет Джеймса Медисона [53] из выпуска 1771 года. Обрати внимание на пуговицы у него на рубашке. На верхней — изображение печати Принстона: Медисон был первым президентом ассоциации выпускников. А на четвертой — американский флаг…
53
Джеймс Медисон (1751–1836)— 4-й президент США и один из творцов американской конституции.
Голос его звучит равнодушно, механически, как голос экскурсовода, повторяющего давно заученный наизусть текст.
— Ну, придумал? — спрашивает Кэти.
Она стоит у начала лестницы и смотрит на нас снизу вверх.
— Э-э, послушайте, — говорит Джил, глядя куда-то в сторону, — у меня кое-какие дела. Справитесь пока одни?
Я прослеживаю направление взгляда Джила и вижу Брукса, указывающего на безвольно прислонившегося к стене официанта.
— Парень, похоже, уже набрался, — замечает Джил.