Правило четырех

Колдуэлл Йен

Видя на столе телефон, я думаю о номере, который не мог вспомнить, когда у Джила отказал телефон, и внезапно все становится на свои места. На линии случились помехи, и сообщение, отправленное Ричардом Кэрри Полу, не дошло. Тем не менее Кэрри высказал свои требования достаточно ясно. «Скажи, где чертеж, и больше меня не увидишь. Других дел у нас нет».

Тафт отказался.

Джил достает ключ и открывает сейф.

— Вот она, — говорит он, протягивая Полу сложенный вчетверо лист

с картой.

Я снова вижу Кэрри: как он подходит к Полу во дворе, как уходит потом к часовне и дальше, к Диккинсон-Холлу, как поднимается в кабинет Билла Стайна…

— Боже… — Джил качает головой. — Что теперь со всем этим делать?

— Надо позвонить в полицию, — предлагаю я. — Кэрри может прийти за Полом.

— Нет, — говорит Пол. — Мне Ричард ничего плохого не сделает.

Впрочем, Джил имеет в виду другое: сбежав из дома Тафта, мы попали в неприятную ситуацию, выпутаться из которой будет совсем не просто.

— Так это Кэрри убил Тафта?

Я запираю дверь на задвижку.

— И Стайна тоже.

В комнате вдруг становится душно.

Джил безмолвно переводит взгляд с одного из нас на другого.

— Мне Ричард ничего плохого не сделает, — повторяет Пол.

Но я помню письмо, которое мы нашли в столе Стайна. «Делаю вам предложение. Результаты вполне устроят нас обоих».

— Еще как сделает.

— Ты ошибаешься, Том, — бросает Пол.

Однако для меня картина становится все более ясной.

— На выставке ты показал Кэрри дневник, и он понял, что его украл Тафт.

— Да, но…

— Стайн даже рассказал ему о том, что они собираются украсть твою диссертацию. Кэрри хотел опередить их.

— Том…

— Потом, в больнице, ты рассказал ему о своем открытии. Даже упомянул о том, что ищешь чертеж.

Я протягиваю руку к телефону, но Пол убирает его подальше.

— Подожди, Том. Послушай меня.

— Он убил их обоих.

Пол тоскливо смотрит на нас.

— Именно это я и пытаюсь тебе сказать. Ты можешь просто послушать? Ричард ведь сам говорил об этом в больнице. Помнишь? Перед тем как ты вышел в вестибюль. Он сказал, что мы понимаем друг друга, что он беспокоится обо мне, что не может уснуть.

— И что?

Голос Пола дрожит.

— Потом он сказал: «Если бы я знал, что ты задумал, я бы сделал все иначе». Ричард думал, что я знаю или по крайней мере догадываюсь о том, кто убил Билла, и хотел сказать, что действовал бы иначе, если бы знал, что я собираюсь уйти с лекции, не дождавшись ее окончания. Он сожалел, что вовлек меня в неприятности с полицией.

Джил начинает расхаживать по комнате. В камине потрескивают угли.

— Помнишь то стихотворение?

— Браунинга.

— Да. Какую строчку он процитировал?

—

«Ты сделал то, о чем другие лишь мечтают. Мечтают? Тянутся к чему всю жизнь, в отчаянии. Стремятся и — бессильны то достичь».

— Почему Ричард выбрал именно это стихотворение?

— Потому что там был портрет дель Сарто.

Пол бьет кулаком по столу.

— Нет! Потому что мы с тобой сделали то, чего не сделали ни он, ни твой отец, ни Винсент. Мы совершили то, о чем он мечтал всю жизнь.

В глазах Пола отчаяние, которого я не видел с той поры, когда мы еще работали вместе, когда он еще, похоже, надеялся, что мы и дальше сможем быть единым организмом, единой мыслью. Тебе давно следовало раскусить этот орешек. Задачка не такая уж и трудная. Мы снова разгадываем загадку, пытаемся разобраться в том, какое значение вкладывал в свои слова человек, которого, как полагает Пол, мы должны знать и понимать одинаково. Но это не так. Я никогда не понимал Колонну или Кэрри так же хорошо, как он.

— О чем это вы? — спрашивает Джил.

Пол по-прежнему обращается только ко мне:

— Картины. Истории об Иосифе. Я же рассказывал тебе о них. Просто тогда мы не понимали, к чему клонит Ричард. «Израиль любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его, — и сделал ему разноцветную одежду».

Он смотрит на меня с надеждой, ожидая хоть какого-то сигнала, хоть намека на то, что я понял.

— Это подарок, — говорит наконец Пол. — Ричард считает, что сделал мне подарок.

— Подарок? — Джил недоверчиво смотрит на него. — Ты что, рехнулся? Какой еще подарок?

— Вот этот. — Пол разводит руками, включая в этот жест все. — То, что он сделал с Биллом. То, что сделал с Винсентом. Он отдает мне все, что я нашел в «Гипнеротомахии». — Он произносит это с жутким спокойствием, непоколебимой уверенностью, вокруг которой вращаются и страх, и гордость, и сожаление. — Тридцать лет назад его обокрал Винсент. Ричард решил, что не позволит ему сделать то же самое со мной.

— Кэрри обманул Стайна, — говорю я, понимая, что не должен позволить ему стать жертвой человека, играющего на слабостях сироты. — Он солгал Тафту. Он и тебя обманет.

Однако для Пола все сомнения уже позади. За недоверием и ужасом в его голосе ощущается нечто напоминающее благодарность. Мы словно стоим в другой, снятой внаем, комнате со взятыми на время картинами, словно присутствуем на еще одной выставке, выставке в музее отцовства, построенном Кэрри для сына, которого у него никогда не было, и жесты в музее столь величественны, что мотивы уже не важны. В этот миг я вдруг осознаю, что мы с Полом не братья и что веры у нас различны.