Право быть
Шрифт:
Осторожные шаги. Рядом. Совсем близко. Сейчас он нагнется, чтобы убедиться в моей смерти или, при необходимости, добить и, возможно, порыться в моих карманах, хотя на последнее времени может не хватить, потому что, не ровен час, в проулок свернет еще кто-нибудь. Ну же, давай, мне хватит и расстояния двух шагов, чтобы добраться до тебя!
Сквозь смеженные ресницы вижу сосредоточенное лицо,
напряженный взгляд, кисть потянувшейся ко мне правой руки и…
Тусклой молнией блеснувший у открытого горла стилет. Тонкое, почти игольное острие упирается в бледную кожу, протыкает
– Кто приказал тебе убивать?
Стальное лезвие подрагивает, с каждым еле уловимым движением все глубже проникая в плоть, вот только убийца, как и я, прекрасно знает: пока нет ответов на вопросы, нет и подведения итогов. Он догадывается, что молчание способно подарить несколько лишних мгновений жизни, а потому не торопится, но и… Не медлит.
Приметное кольцо, похожее на то, которым старик-посыльный проткнул оболочку королевской печати, ощутимым усилием пальцев поворачивается внутрь орнаментом, а спустя вдох тот, кто покушался на мою жизнь, медленно оседает на мостовую, и Роллена едва успевает убрать стилет, чтобы не распороть горло уже мертвого убийцы.
Ресницы растерянно хлопают, а в уголках васильковых глаз, кажется, что-то подозрительно поблескивает. Нет, рыдать пока рано. А может, и вовсе ни к чему.
– Ты молодец.
Она отскакивает в сторону и смотрит на меня как на восставшего мертвеца. Впрочем, примерно так оно и есть, ведь мало кто выживает, получив стрелу в живот.
– Все хорошо, я не ранен.
– Но…
– Меня защитил амулет.
Роллена недоверчиво хмурится, но под задранной рубахой по коже расплывается пятно здоровенного будущего синяка, а значит, нет повода не верить. И главное, нет повода считать меня неуязвимым, то бишь принижать значение поступка девушки. Замечательного поступка!
– Я думала, что ты…
– Я мог умереть. И ты все сделала правильно, хотя, возвращаясь, все же рисковала.
– Я не могла уйти, оставив все как есть. Тогда мне нечего было бы ответить на вопросы Опоры.
Она не столько старалась спасти мою жизнь, сколько заботилась о своем будущем? Что ж, разумное решение, требующее отваги и хладнокровия, доступных не каждому мужчине.
– Я думала, что ты умер.
И все- таки чудесно изменившийся голос звучит так, словно она старается оправдаться. Хорошо это или плохо? Думаю, решать будет сама Роллена и те, кому она когда-нибудь захочет и, главное, сможет помочь.
– Ты действовала так, как и должно.
Вернее, так, как действовал бы человек, привычный к подобным убийственным случайностям, человек, не оценивающий высоко ни свою собственную смерть, ни чужую жизнь. В исполнении юной девицы поступок ветерана выглядит странным, почти нелепым, но он достиг намеченной цели, стало быть, уместен, как ничто другое. И все-таки не могу не полюбопытствовать:
– Скажи, было страшно?
– Немного.- Девушка запнулась, прежде чем ответить, но не удовольствовалась одним словом, а затараторила дальше, подтверждая мое предположение, что произошедшее было-таки для нее потрясением: -
И это очень грустно, девочка. Родная семья стала тягостным бременем, круга друзей не выросло, друзья ведь не ведь-мины грибы, оставалась одна только надежда обрести цель в служении, а кто-то очень постарался лишить тебя и этой цели. Но теперь ты знала врага в лицо и не собиралась отступать, ведь даже мучительная и бессмысленная смерть в таком случае предпочтительнее бегства. Именно по той наивной, но веской причине, что, сбежав, вернуться уже не сможешь.
– Все хорошо.
Я поднялся, бросил стрелу на труп убийцы и заправил рубашку под ремень.
– Все хорошо.
Роллена печально посмотрела на алеющее кровью острие.
– Я бессердечная, да?
– Ты лучшая девушка на свете. Васильковые глаза мигнули.
– Правда?
– Чистейшая.
Она спрятала стилет в ножны на бедре, беззастенчиво, а может быть, всего лишь доверчиво поднимая широкую юбку.
– Я могу тебе верить?
– Ты вольна делать, что пожелаешь.
Расплывчатое предложение оказалось недостаточным, и девушка настойчиво переспросила:
– Я могу верить? Пришлось ответить прямо:
– Можешь..
– Почему?
– Потому что напарники не лгут друг другу.
Роллена прижалась ко мне, но не стала прятать лицо в воротник моей рубашки, а наоборот, подняла голову.
– Ой, убили! Человека убили!
Заглянувшая в проулок горожанка увидела лежащее посередине него тело и, истошно завопив, снова исчезла из вида.
Сестра Королевского мага поморщилась, коснувшись оглушенного громкими звуками уха.
– Что будем делать?
– Думаю, ждать. На крик всегда приходит патруль городской стражи.
– А потом?
– Сдадим мертвеца дознавателям Опоры, потому что я тоже очень хочу узнать, кто желал моей смерти.
– Он сможет рассказать?
– Кто знает… Но спросить надо. Обязательно.
По камням мостовой зацокали подкованные каблуки стражников.
– У нас еще много дел.
– Да, очень много. И это так приятно сознавать,- мечтательно улыбнулась девушка.
– Ну что, любовники, может, оторветесь друг от друга и объясните, что здесь стряслось?
– спросил командир патруля, отряхивая капельки эля с окладистой бороды.
– Мы не любовники,- скучным тоном ответила Роллена и, сделав задумчивую паузу, повторила: - Мы не любовники.
Она отстранилась, посмотрев на меня взглядом, который
правильнее всего было бы назвать сияющим, если бы васильки могли светиться, как пламя свечи.
– Мы напарники.
– Ну неужели, неужели нельзя было подождать с покойниками хотя бы до утра? А еще лучше, до завтрашнего полудня, когда моя вахта благополучно закончится?
– причитал дежурный смотритель приемного покоя Опоры, роясь в кипе бумаг и ежеминутно приглаживая ладонью волосы, которые и без подобного вмешательства казались приклеенными к черепу.