Право выжившего
Шрифт:
Сева озадаченно посмотрел на Михася.
— Ваши суды, милиция, административные органы — они ваши, но не наши. Они не властны над нами. И это не просто разговоры. Много цыган сидит в тюрьмах?
— Не знаю.
— Мало. Мы берем свой кусок, определенный нам эогом, и никто не может нам помешать. Потому что ник-го не умеет так искусно брать его, как мы. И скрываться этим куском.
Веками мы учились жить и выживать среди врагов.Михась подошел к серванту и вытащил из ящика два паспорта.
— Смотри.
— Ваши? — удивился Сева, смотря
Михася в обоих паспортах.
— Но на разные фамилии. Когда я родился, мой табор кочевал, и в каждом сельсовете по пути следования мои родители получили на меня по свидетельству о рождении на разные имена и фамилии. Я вырос и получил четыре паспорта. Но ни в одной из этих бумажек нет моего настоящего имени. Тот мир не знает, что я Михась, а не кто-то другой.
Михась спрятал паспорта.
— Судьи не могут судить наших женщин — они матери-героини. — Милиция не может поймать наших мужчин — они всегда скроются в другом таборе под новыми документами. Среди нас милиция не найдет стукачей. Цыган никогда не продаст цыгана хотя бы потому, что тогда ему придется кормить всех детей очутившегося в заключении…
— У, блин, — с уважением произнес Сева.
— Тебе повезло, что ты попал именно к нам. Чтобы исчезнуть с глаз долой — вовсе не обязательно ехать в США или Японию. Шаг в сторону, к нам, и, не уезжая никуда, становишься эмигрантом.
— Но…
Тут речь Михася прервал гость. В комнату вошел человек лет шестидесяти пяти со специфическим красным алкогольным отливом кожи.
— Ну чего, Михась, привез из города гостинец? — спросил он, поздоровавшись.
— Нашел. И привез.
— Почитаем, — потер руки дед.
— Вон, на серванте.
На серванте лежал двухтомник мемуаров последнего
Председателя КГБ СССР Крючкова.
Дед перелистал книги.
— Ну, спасибо.
— Не за что.
Когда дед удалился, Михась, улыбнувшись, произнес
— Вот тебе рисунок к моим словам. Кто это, думаешь? Алкаш деревенский?
— Ага, — кивнул Сева.
— Ага, — передразнил его Михась, — Это подполковник КГБ. Восемь лет просидел за связь с английской разведкой. Ты о таком, наверное, только в книгах и читал.
— Ну…
— А, ты же книг не читаешь… Отсидел. Потом жил один в Москве. Спился. Продал квартиру фирме, зарабатывающей на алкоголиках. Селить его куда-то надо. фирма нас попросила помочь. Не бесплатно. Мы его в дом определили. Вот и живет. Жизнью доволен. Пить меньше стал. Ребятишек наших грамоте учит. И мемуары о работе в КГБ пишет. Говорит — опубликует.
— Ничего себе.
Сева озадаченно посмотрел на закрывшуюся за стариком дверь.
— Нам не важна национальность, — продолжил Михась. — Мы не рвем друг другу горло из-за цвета кожи. Нам все равно, кто ты — грек или уйгур.
Сева заерзал на стуле. Кто такие «уйгуры», он не имел ни малейшего понятия.
— Мы — добрые люди. Нам нужно лишь, чтобы человек, которому мы даем пристанище, жил с нами в мире, соблюдал наши правила и обычаи. И иногда помогал
Сева пожал плечами.
— Можешь, конечно, уйти, — выразительно, будто прощаясь с Севой, махнул рукой Михась. — А куда?
— Я согласен.
— Требуется от тебя сущая безделица. К цыганам отношение предвзятое. Аты парень русский, лицо открытое. — Отвезешь посылочку в Московскую область.
— Аче? Отвезу, — кивнул Сева, готовый после такой речи везти что угодно и куда угодно. — Когда?
— Завтра. Вот на дорожку, — Михась положил на стол пачку со сторублевками.
— Хоть сегодня, — приободрился Сева, глядя на деньги.
Глава тридцать четвертая
СХОДНЯК ПОД ЛАЗЕРНЫМ ПРИЦЕЛОМ
Он пришел один. На такие встречи принято являться в сопровождении свиты. С шелестом подкатывать на лимузинах, чувствуя за спиной своих парней, сжимающих под куртками пластмассовые рукоятки пистолетов и готовых грудью заслонить хозяина от выстрелов. Но гость демонстративно-пренебрежительно отнесся к подобным, далеко не излишним, предосторожностям.
Гвоздь видел этого нездорово-тучного мужчину лет пятидесяти на вид в первый раз. Незнакомец легко и умело выстраивал разговор, направляя его в нужное русло. Он держался очень независимо. И не боялся ничего.
Он позвонил вчера, назвал пароль и сказал, что есть темы, которые необходимо срочно обсудить. Что это за темы, Гвоздь знал прекрасно. И понимал, что никуда не денешься. Предстоит неприятный, с неизвестными последствиями разговор.
Назначал место встречи Гвоздь. Естественно, он выбрал свою территорию — находящийся в тихом укромном местечке недалеко от центра ресторан «Зенит». Столы были накрыты по представительским стандартам, но гость не прикасался к еде.
— Диета, — сообщил он. — Ем только по расписанию. Каша, куриный бульон. Язва виновата, подлая.
— У меня тоже язва, — сказал Гвоздь.
— На нервной почве и от лагерного недоедания? — усмехнулся гость, и Гвоздь недобро посмотрел на него. Ему не понравился фривольный тон. И вообще не нравилось, когда о таких вещах говорят с легкой улыбкой на лице.
— От нервов, — кивнул он. — После того, как в ответ на ментовские провокации, вены вскрыл и тем зону на бунт поднял. Менты сильно пожалели, что связались.
— У меня тоже от нервов, — гость демонстративно не обращал внимания на нотки угрозы в голосе Гвоздя. — Только я их на другое тратил… Вот от пива не откажусь. Люблю пиво. Что бы врачи ни говорили — буду его пить. Слабость.
Гость налил в высокий фужер немецкого пива из стеклянного бочонка и жадно проглотил, вытер салфеткой лицо.
— Хорошо.
— Вас так и называть, как вы представились — Семен Семенович?
— А чем плохое имя? Да и что наши имена? Главное, чтобы человек был достойный.