Православие и «Нагуализм»
Шрифт:
(Примером неистинности виде/ния и демонического искушения может служить следующая реакция, — вместо тихого глубокого внутреннего преображения от судьбоносной встречи, я стал бы фанатично рассказывать другим людям о том, что видел самого Бога, страстно призывал бы к «любви»; начал бы яростно и лихорадочно проповедовать, набирать учеников; чувствовал бы себя пророком; стал бы создавать свою Церковь и т. д. — случай, очень похожий на демоническое искушение возомнившего себя «архиепископом» и называющим (самого себя!) «блаженным», Иоанна Береславского, который создал, так называемую, «православную», «Божьей» Матери Державную церковь, являющуюся, конечно же, и не православной и, тем более,
Явленный мне Иисус был моим СОБСТВЕННЫМ, ВНУТРЕННИМ (и одновременно КОСМИЧЕСКИМ!), ВОЛШЕБНЫМ, ВСЕПРОНИКАЮЩИМ, АЛМАЗНЫМ СВЕТОМ, который я страстно хотел узреть и познать. Но я не был готов увидеть Христа во всём его ослепительном бесформенном великолепии, и поэтому передо мной предстал его отражённо-сфокусированный образ, который я наблюдал из позиции своей личности. Но это было посвящение…
А ещё через некоторое время, когда я присутствовал на церковно-православной службе, на меня был невидимо одет и астральный терновый венец Христа. Верхней частью головы я почувствовал тесный обруч с впившимися в кожу и череп шипам и острые боли от этого. Духовная моя корона…
Иисус посвятил меня в длительные страдания. Ах, каким точным и правдивым оказалось это откровение впоследствие! Но Он же, Иисус, стал знаком и моего неминуемого Освобождения, возрождения (воскресения) и божественной награды за мой духовный труд…
Безмолвно склоняю голову перед чистотой, мудростью и провидческой силой потока Странника.
Таков он, православный энергопоток, полный сладости, откровений и всепознания!»
И увидел и понял однажды я всю ситуацию, связанную с Кастанедой…
«…Гикнет где-то призывающе далеко, ухнет-нашепчет гипнотически над ухом. Привлечёт, притянет соблазнительными ли идеалами или стройными, убедительными теориями. С шумом пронесётся стороной с возгласами: «Ах, какие тут у нас возможности! А какие чудеса! А тайны! Хочешь, бери — всё твоё будет?!!» И дальше заговорщицки — «Тссс!. Тихо. Его уже, кажется, зацепило и повело! Гляди, не вспугни!» И так подадут изысканно, что всего этого захочется сильно и нестерпимо. Так заманчиво, так притягательно, так обворожительно — просто жуть!!! И… Потеряешь голову, перестанешь отличать снег от сажи, белое от чёрного, доброе от злого. И побежишь плутать по тёмным, сомнительным, скользким и подозрительным тропинкам. Зашевелятся по краям дорожки волосатые черти. Умерят свой жадный, радостный и вожделённый пыл. Натянут, напялят на себя впопыхах одежды и шапки светлые, благочинные. И будут указывать корявым, когтистым пальцем путь к «Свободе». Да одежды белые натянут черти нарочито, для смеха, кое-как, небрежно. Присмотришься, — а из-под белых одежд высовывается то рог, то клык или клок грязной шерсти торчит. В глазах чёрных светится огонёк хищный — удаль, лукавство, веселье. Торжествует нечистая сила! Но ничего уже в азарте не заметит обманутый искатель…
И услышит однажды душа дьявольский, жуткий, гомерический хохот, — и сожмётся она вся от страха. Затрепещет. И будет стучаться, проситься жалостливо ночами и пробиваться днями тревогами, подозрениями и сомнениями в сознание. Будут упрямо проявляться разрушительные энергетические факты, большие и малые. Будет тосковать временами и прерывисто стучать сердце путника. Тосковать чёрной тоской, тосковать по Любви. Но не услышит уже никогда, не обратит внимание человек. А если услышит и обратит, то уткнётся в очередной раз в подложную книжку и в очень-очень «умную-преумную» теорию. И ещё поддерживающая массовость всеобщего заблуждения успокоит человека. И не хватит у практикующего «света алмазного, чистого сознания», чтобы увидеть истинную суть этой коварной западни.
Ах, какая страшная и необратимая Утрата!!!
Магический контракт! Магический контракт!
А после смерти пленённый свет человеческого сознания будет неминуемо утянут в хищные, всасывающие, мрачные сферы и тусклые, чавкающие энергетические туннели Князя мира сего. С той лёгкостью, с которой попадает бедная летающая мушка в сети паука. И будут жадно впитывать, высасывать, вбирать в себя человеческий Свет ненасытные неорганические существа из преисподней, как впивается и пьёт кровь паук из тёплой тушки пойманной мухи. Таков был твой путь «Свободы».
Да, — печально отозвалась во мне мысль и сердечная тоска моего Старца. — Таков в действительности финал потери «человеческой формы».
И я содрогнулся от ужаса, — если б не Странник, мне никогда бы не выбраться из этой коварной духовной ловушки!»
И всё-таки я с Кастанедой ещё не прощаюсь. Я ещё погоняю, поохочусь за за этим хитрейшим, изворотливым лисом, за этим матёрым волком…
Расследование Кастанеды — продолжается.
«Идёт охота на волков — идёт охота! На серых хищников матёрых и щенков…» (В. Высоцкий)
10. Охота на Карлоса Кастанеду!
«Стать охотником…
Охотник за силой наблюдает за всем. И всё, за чем он наблюдает, раскрывает ему какие-нибудь тайны».
«Безупречный сталкер способен сделать своей добычей всё, что угодно».
Как романтичен в описании Кастанеды образ «охотника»!
Этот образ проникнут трогательной, романтико-ностальгической аурой, таинственностью и какой-то отчаянно-надрывной обречённостью на космическое одиночество… Охотник — это и следопыт, и знаток скрытых законов природы, и сталкер-наблюдатель, и путешественник. Он — часть природы. Но убивает он только тех зверей, «время которых уже истекло».
«Охотник обращается со своим миром очень осторожно и нежно, и не важно, мир ли это вещей, растений, животных, людей или мир силы. Охотник находится в очень тесном контакте со своим миром и, тем не менее, он для этого мира недоступен…
Он недоступен потому, что не выжимает из своего мира всё до последней капли. Он слегка касается его, оставаясь в нём ровно столько, сколько необходимо, и затем быстро уходит, не оставляя никаких следов» (дон Хуан).
Жизнь охотника насыщена до предела и непредсказуема. А сам он — текуч, неуловим и прозрачен. Читательское воображение легко дорисовывает такого охотника-искателя-одиночку в виде тёмного, удаляющегося в даль стройного мужского силуэта. Вот он полностью исчезает во мгле неизвестного и загадочного… И так хочется догнать его, остановить и идти вместе по рискованной тропе!
Однако в контексте увлекательного повествования Кастанеды выясняется, что охотиться можно не только за дичью, но и за Силой и энергией. Поэтому имидж охотника обретает ещё большую глубину.
Охотник в поисках тайны, терпеливого ожидания и познания неведомых сил мира, одновременно является ловцом различных стихийных духов, видений и сновидений…
Образ охотника становится ещё более живым, контрастным и драматичным, когда мы узнаём, что за самим охотником тоже охотятся — в первую очередь, смерть, и во-вторую — хищные неорганические существа. А тот, в конечном счёте, должен избежать и того, и другого…