Православие и «Нагуализм»
Шрифт:
«Тогда я спросил, как, по его мнению, полностью ли меня принял защитник. Это был, наверное, глупый вопрос, потому что дон Хуан рассмеялся и сказал, что защитник, конечно, принял меня, а чтобы я это понял, ещё и подтвердил это, дважды показавшись как свет. То, что я увидел свет дважды, похоже, произвело на дона Хуана большое впечатление, потому что он это особенно подчеркнул…» (К. Кастанеда, кн. 1, гл. 8, с. 132, 134, 135.)
О «светимости»:
«— Я (дон Хуан) уже говорил тебе, что светимость осознания человека имеет цвета, — наконец произнёс он. — Но я не сказал тебе тогда, поскольку мы ещё до этого не дошли, что речь идёт не о цветах, а об оттенках янтарного цвета.
— В пределах янтарного пучка осознания
— Чем определяется оттенок янтарного цвета в каждом конкретном случае?
— Видящие говорят, что оттенок определяется количеством сэкономленной и накопленной энергии…
В пределах органической полосы розовый пучок принадлежит преимущественно растениям, персиковый — насекомым, а янтарный — человеку и другим животным…
…Что касается растений: их светимость имеет различные оттенки. В общем они светятся розоватым светом, поскольку их осознание — розовое. Ядовитые растения — жёлто-розовые, целебные — розовые с яркофиолетовым отливом. И только растения силы обладают бело-розовым свечением. У некоторых оно несколько темновато, а некоторые буквально сверкают…» (К. Кастанеда, из кн. 7, гл. 10, с. 397, 401)
Свет (цвет) и образ, образ и свет — вот только те два отображения определённой энергетической реальности, совпадающие в православии и нагуализме!
Свет способен разговаривать с человеком (мысленно, «телепатически» или посредством голоса и разных звуков) и нечто показывать ему, «общаться» посредством «картинок»…
Святой Симеон Новый Богослов: «Когда же приходим мы в совершенную добродетель, тогда не приходит уже Он более, как прежде, безобразным и безвидным, но приходит в неком образе, впрочем, в образе Бога; ибо Бог не является в каком-либо очертании или отпечатлении, но является как простой, образуемый светом безобразным, непостижимым и неизречённым. Больше этого и не могу ничего сказать. Впрочем, являет Он себя ясно, узнаётся весьма хорошо, видится чисто невидимый, говорит и слышит невидимо, беседует естеством Бог с теми, кои рождены от Него богами по благодати, как беседуют друг с другом, лицем к лицу, любит сынов своих как отец, и любим бывает ими чрезмерно, и бывает для них дивным некиим видением и страшным слышанием, о которых не могут они говорить как должно, но опять и молчать не могут» (В. Н. Лосский «Очерк мистического богословия Восточной Церкви», М-91 г., с. 174–175).
При этом Свет в православном мистическом опыте является не просто разумным, а премудрым, ВСЕЗНАЮЩИМ! Он может открывать некие сокровенные тайны (и Сам есть Великая Тайна!), указывать, объяснять (нечто), предписывать, предупреждать, значительно реже — приказывать, повелевать, разговаривать…
«Когда же я (св. Павел) был в пути и приближался к Дамаску, около полудня вдруг осиял меня великий свет с неба. Я упал на землю и услышал голос, говоривший мне: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Я отвечал: кто Ты, Господи? Он сказал мне: Я Иисус Назорей, Которого ты гонишь. Бывшие же со мною свет видели, и пришли в страх; но голоса Говорившего мне не слыхали. Тогда я сказал: Господи! что мне делать? Господь же сказал мне: встань и иди в Дамаск, и там тебе сказано будет всё, что назначено тебе делать. А как я от славы света того лишился зрения, то бывшие со мною за руку привели меня в Дамаск» (Деян. 22:6).
«Как-то блаженный (о. Сергий, игумен Радонежский) по обычаю, глубоким вечером стоял на молитве и прилежно о учениках своих Богу молился и вдруг услышал голос: “Сергий!” Он же удивился тому, что кто-то ночью зовёт его. Прочёл молитву и отворил оконце келлии, надеясь увидеть того, кто позвал его. И увидел свет великий, сияющий с небес, так что ночь стала
«Преподобный Кирилл (на тот момент будущий игумен обители Пречистой Богородицы на Белом озере) отворил оконце келлии и увидел свет великий, сияющий с неба, к северу, туда, где Белое озеро, и лучом указывая ему, словно перстом, место его поселения… Глядел он на это, пока чудный тот свет небесный не исчез» (по кн. «Жизнеописания достопамятных людей земли русской», М-92 г., с. 78, 85).
И в таком указании или разговоре (света или светоносной фигуры) в книгах К. Кастанеды имеется сходство:
«— А как он (Мескалито) учит?
— Он показывает, что есть что» (К. Кастанеда, из кн. 1, гл. 4, с. 76).
«Я (Карлос) упал перед ним (Мескалито) на колени и стал рассказывать о своей жизни, потом заплакал. Он вновь взглянул на меня. Я почувствовал, что его глаза меня отталкивают, и подумал, что пришла смерть. Он сделал знак подойти поближе. Заколебавшись на мгновение, я сделал шаг вперёд. Когда я приблизился, он отвёл взгляд и показал тыльную сторону ладони. Мелодия сказала: “Смотри!” Посреди ладони было круглое отверстие. “Смотри!” — вновь сказала мелодия. Я посмотрел в отверстие и увидел самого себя. Я был очень старым и слабым…» (К. Кастанеда, из кн. 1, гл. 4, с. 87.)
«Я пошёл через пейотное поле, выкрикивая имя, которому меня научил Мескалито. Что-то появилось из странного, похожего на звёздный, света на кактусе. Это был длинный светящийся предмет — что-то вроде палки из света, величиной с человека. На мгновение он осветил всё поле ярким светом, желтоватым или янтарным; затем озарил всё небо, от чего получилось необычайное, чудесное зрелище. Я подумал, что если буду смотреть, то ослепну. Я зажмурился и спрятал лицо в ладонях.
Я безошибочно знал, что Мескалито велит мне съесть ещё один бутон. Но как же это сделать, подумал я, у меня ведь нет ножа, чтобы его срезать. “Съешь прямо с земли”, сказал он мне тем же необычным образом. я лёг на живот и стал жевать верхушку растения. Оно согрело и ободрило меня. Всё моё тело, каждая его клетка согрелась и выпрямилась. Всё ожило. Всё состояло из сложных и тонких деталей, ив то же время всё было таким простым. Я был повсюду: я мог видеть всё, что сверху, и всё, что внизу, и всё вокруг одновременно» (К. Кастанеда, из кн. 1, гл. 8, с 132–133).
Не менее интересна и стыковка «образного» и «без-образного» ви/дения, их переходы друг в друга: в одном случае «чистая», бесформенная энергия «собирается», визуализируется в опознаваемый образ, в виде/ние (картину и смысл); в другом случае уже воспринятый персонаж, фигура «разваливается», рассеивается и обращается в менее очевидную, абстрактную форму — в сгусток, поле, поток…
Из православного опыта (здесь свет нечто показывает, превращается в образы):
«Старец Иосиф (Исихаст Афонский, оставил тело в 1959 г.) рассказывал нам, что в пору своей жизни в скиту св. Василия и упорного подвижничества в безмолвии и молитве он однажды исполнился света. Тогда ум, погружённый в глубину сердца и наслаждающийся молитвой, прервал своё созерцание и обратился к разлившемуся вокруг вышеестественному свету. Внезапно старец увидел перед собою длинный строй монахов, напоминавших ополчение, изготовившееся к битве. Напротив них стояли, также в виде войска эфиопы зловещего вида… Тогда высокий и славный военачальник сказал ему: “Хочешь встать в первый ряд сражающихся?” Иосиф же, сам желавший этого, весьма обрадовался и попросил его поставить туда… И голос произнёс: “Тому, кто желает мужественно сражаться против этих мрачных воинов, я не буду препятствовать, но окажу помощь» («Православные старцы XX века»).