Православие и «Нагуализм»
Шрифт:
Возможно и наоборот (образ становится полем энергии):
«Чувство полной отрешённости позволило ему (дону Хуану) встретиться с чудовищем, терроризировавшим его много лет, лицом к лицу. Он думал, что эта тварь сейчас набросится на него и схватит за горло, но такая мысль больше не приводила его в ужас. Секунду он смотрел на чудовищного человека с расстояния в нескольких дюймов, а затем пересёк линию. Но чудовище не напало на дона Хуана… Оно превратилось в пятно с неясными очертаниями, и едва различимое облачко белёсого тумана.
Дон Хуан подошёл к нему, и сгусток тумана как бы в страхе отступил назад. Дон Хуан преследовал его в поле
Или:
«…Тут до меня (Карлоса) вдруг дошло, что нечто, которое я принял за человека, — не человек вовсе, а только человекообразная форма. В тот момент, когда я перестал видеть в этой форме человека, союзник превратился в бесформенный ком мутного света…» (К. Кастанеда, из кн. 7, гл. 7, с. 354.)
Этот же «ход» в православном ви/дении — от образа (причём вещественного объекта) к свету, к энергии…
Однажды оптинский старец Нектарий как-то глядел на икону, икона стала светиться — и всё сильнее… Черты её образа и детали стали тонуть в её Свете, пока она не исчезла, и был только чудный, небесный Свет.
Прошло время и «старцу Нектарию показали (другую, новую, только что написанную) икону Преображения, где яркость Фаворского света оттенялась различными затемнениями. Этот приём вызвал возражения старца. Он сказал как свидетель:
“Когда загорается этот свет, каждая трещинка на столе светится”. Икону пришлось переписать. Старец прав: Фаворский свет абсолютен — он не образует светотени: в его лучах невозможна никакая чернота.
Вот онтологическая основа для нравственного максимализма: человек весь должен стать этим Светом, истребив в себе всякую тень» (митрополит Иерофей «Одна ночь в пустыне Святой Горы», Свято-Троицкая Сергиева Лавра -97 г).
В самом деле в процессе различного «ви/дения» восприятие видящего может «собираться» и трансформироваться тем или иным способом…
«Затем я (Карлос) услышал шорох шагов людей, идущих через кусты, изредка разбросанные вокруг… Я увидел, что приближаются два человека. Они выглядели как местные жители, может быть, индейцы яки из одного из их близлежащих городов. Они подошли и встали около меня. Один из них беззаботно спросил, как у меня дела. Я хотел улыбнуться ему, засмеяться, но не мог… Я сказал ему, что у меня все хорошо. Потом я спросил его, кто они. Я сказал им, что я их не знаю, но всё же я чувствовал необыкновенно близкое знакомство с ними. Один из них сказал как ни в чём небывало, что они — мои союзники. Я уставился на них, пытаясь запомнить их черты, но их черты менялись. Казалось, что они меняют форму в соответствии с настроением моего взгляда. Не было никаких мыслей. Всё направлялось интуитивными ощущениями. Я смотрел на них так долго, что их черты полностью стерлись, и в конце концов передо мной оказались два сверкающих светящихся шара, которые вибрировали. У этих светящихся шаров не было границ. По-видимому, они сохраняли форму за счёт внутренних связей. Иногда они становились плоскими и широкими. Потом они снова становились более вертикальными, высотой с человека. Вдруг я почувствовал, что рука дона Хуана хватает меня за правую руку и оттягивает от валуна. Он сказал, что нам пора идти. В следующее мгновение я опять был в его доме, в центральной Мексике, озадаченный как никогда.
— Сегодня ты нашёл неорганическое осознание, а затем ты увидел его, каким оно есть на самом деле, — сказал он…
Дон Хуан объяснил мне,
— Ты должен понять, — сказал он, — что именно наше познание, суть нашей системы интерпретаций сокращает наши ресурсы. Именно система интерпретаций говорит нам о параметрах наших возможностей, и так как мы всю жизнь использовали эту систему интерпретаций, мы никак не можем отважиться поступить вопреки её авторитету.
— Энергия этих неорганических существ толкает нас, — продолжал дон Хуан, — и мы интерпретируем этот толчок, как можем, в зависимости от настроения. Для мага самая трезвая вещь, которую он может сделать, — это перевести эти сущности на абстрактный уровень. Чем меньше интерпретаций делают маги, тем им лучше.
— С этого момента, — продолжал он, — каждый раз, когда ты встречаешься со странным зрелищем или призраком, сохраняй самообладание и пристально и непреклонно смотри на него. Если это неорганическое существо, твоя интерпретация его опадет как сухие листья. Если ничего не происходит, это просто пустяковая ошибка твоего ума, который всё равно не твой ум» (К. Кастанеда, из кн. 10, гл. 13, с. 236–237).
О ви/дении святым Иосифом светоносного ангела:
«По свидетельству старца Арсения, в один из праздников старец Иосиф ощутил желание причаститься Божественных Таин, но не смел нарушить затвор и оплакивал себя как недостойного Тела и Крови Спасителя. Старец потом рассказывал, что в тёмной пещере внезапно засиял небесный свет, и он увидел Ангела, который держал в руках “на лжице Владычние Тело и Кровь”, Ангел тихо произнёс: “Тело и Кровь Христовы. Причащается раб Божий монах Иосиф”. Он причастил его и стал невидим» (из эл. сборника «Православные старцы XX в.).
И ещё и ещё цитаты о «свете», о световых образах при разных условиях, в различных традициях, об образном и без-образном ви/дении одновременно — определённое сходство имеется, поскольку и «здесь» и «там» Свет, светолитие, светозарность…
Из православного описания. Из рассказа самого прп. Серафима Саровского:
«…Тут озарил меня свет, как луч солнечный. Обратив глаза на сияние, я увидел Господа Бога нашего Иисуса Христа — в образе Сына человеческого в славе, сияющего, светлее солнца, неизреченным светом и окружённого, как бы роем пчёл, небесными силами: ангелами, архангелами, херувимами и серафимами. От западных церковных врат Он шёл по воздуху, остановился против амвона, и, воздвигши Свои руки, благословил служащих и молящихся. Затем Он вступил в местный образ, что близ царских врат. Сердце моё возрадовалось тогда чисто, просвещённо, в сладости любви к Господу…
От сего таинственного видения о. Серафим мгновенно преобразился видом — и не мог ни с места сойти, ни слов проговорить. Многие это заметили и, конечно, никто не понимал настоящей причины явления…» («Житиё старца Серафима Саровской обители иеромонаха пустынножителя и затворника», Муром, 1893 г., с. 30.)
О своём ви/дении Кастанеда:
«Когда животное находилось в трёх-четырёх метрах от меня, я заметил, что оно нисколько не взволновано… Мы посмотрели друг на друга, а затем койот подошёл ещё ближе. Его коричневые глаза были дружественными и ясными. Я уселся на камни, и койот почти касался меня. Я был ошеломлён. Я никогда не видел дикого койота так близко, и единственное, что мне пришло в голову в этот момент, это заговорить с ним. Я начал так, как человек заговорил бы с дружественной собакой…