Правосудие в Калиновке
Шрифт:
— Они вышли на Афяна, и он живо наставил их на путь истинный, верно? — сказал я, припомнив признания доктора, записанные на встроенный в мобильный телефон диктофон. Терещенко и Новиков обменялись взглядами, заместитель Калиновского прокурора, почесав подбородок, кивнул.
— Спекулировать почками оказалось выгоднее, да?
— И выгоднее, и безопаснее, — хмурясь, подтвердил Терещенко. — Репа поставлял Афяну жертв ДТП. Когда доктор с ними заканчивал, тела передавали родственникам со всеми необходимыми документами. Могли даже забальзамировать, перед отправкой по бывшему месту жительства, так сказать. Никто
— Рука руку моет? — вставил я машинально.
Прапорщик сдвинул брови.
— То, о чем тебе рассказал Станислав Казимирович, Журавлев, по сей день остается неподкрепленной фактами версией.
— Вот как, — пробормотал я.
— Во второй половине девяностых всплыли кое-какие обстоятельства, бросившие тень на капитана Репу, — сказал Терещенко. — В отношении его было начато негласное расследование, но…
— Но… — эхом отозвался я.
— Но, в январе одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года капитан Репа погиб…
Я уже настолько, насколько, конечно, возможно, свыкся с этой мыслью, даже почти не похолодел, услышав его слова. Спросил, наверное, защищаясь от волн тошнотворного безумия, раз за разом накатывавших на крошечный островок зыбкого песка, где я балансировал, ожидая, когда же меня смоет в пучину:
— Его тоже прикончил очередной отморозок, которому посчастливилось вырваться из лап бандитов?
— Репа разбился в автокатастрофе, — ответил Терещенко. — Грузовик, в котором они с Григорием Ханиным отправились на охоту, сорвался в лощину, заполненную талой водой. В кузове находились остальные члены предполагаемой банды: Игорь Желудев по кличке Косой, Владимир Козлов, которого вы назвали Кентавром, Виктор Маляровский и его сожительница Варвара Квасюк. Все те люди, которых вы описали и опознали по фотографиям.
— Удивляюсь, что до сих пор не в сумасшедшем доме, — глухо проговорил я, — и у вас, после всего этого, хватило терпения ехать разыскивать какие-то следы…
— Хватило, — Терещенко невесело улыбнулся, зачесал назад волосы. — Хоть, это еще не все, Журавлев. Грузовик, в котором они находились, передали районной больнице, как говорится, на тебе, Боже, что нам не гоже. В мастерских его, впрочем, тоже не стали восстанавливать, бросили, короче, на заднем дворе. Где, к слову, мы с вами его и обнаружили, — Терещенко взглянул на запястье, — три с половиной часа назад.
— А ты говоришь, Репу на нем раздавил, — ввернул Новиков.
— Зачем же вы со мной возитесь? — пролепетал я.
— Ответ очевиден, — сказал Терещенко, опережая прапорщика, судя по лицу, собиравшегося вставить очередную грубость. — Вы и ваша знакомая, Пугачева Ольга Владимировна, просто не оставили мне выбора. Проблема заключается в том, что я успел переговорить с ней до того, как вас привели в кабинет для допроса, и ваши показания в целом совпали. Она опознала и Косого, и Репу, и Ханина. Такая вот у нас ситуация вырисовывается…
— И что, по-вашему, она означает?
— В существование потусторонних сил, Сергей Николаевич, я, как образованный человек, не верю, — холодно сказал прокурор. — Значит, одно из трех — либо вы с вашей подругой зачем-то пытаетесь ввести следствие в заблуждение, либо кто-то зачем-то выдает себя за Репу и его людей.
— Чтобы запутать следы? — подал голос водитель Степан, до того стоявший, как воды в рот набрав.
— Чтоб запутать следы, хватит одного удостоверения. Наколки себе зачем рисовать? — бросил Новиков.
— А третья версия? — набравшись наглости, спросил я.
— Третья гипотеза, Сергей Николаевич, состоит в том, что и Григорий Ханин, и Владимир Репа до сих пор живы и здоровы, а в девяноста седьмом лишь инсценировали свою гибель…
— Но ведь было же опознание?
— Было, — подтвердил прокурор задумчиво. — Только… хватились-то их сразу, даже решили впопыхах, будто Репа, почуяв, что запахло жареным, ударился в бега. Нашли же их всех через пару недель, когда талая вода сошла. В принципе, количество трупов совпадало с численностью банды, пятеро мужчин и одна женщина, это-то мы установили, учитывая состояние тел. Но, анализ ДНК не производился. Тут, Сергей Николаевич, не столица…
— Вы хотите сказать, они вас провели, подсунув вместо себя других? Каких-то очередных туристов?!
— Я хочу сказать, Журавлев, что, после того, как Репа и его подельники утопились в озере, разбой на дорогах прекратился. Конечно, этот факт служил лишним косвенным подтверждением тому, что подозрения в его отношении были небезосновательными. Однако, — продолжил Терещенко, белея, — через год или около того, в наших краях снова начали пропадать люди. Приезжие, никто из местных жителей не пострадал. Те люди, кого, надо думать, угораздило в недобрый час прокатить по этой вот проклятой дороге, — Терещенко с ненавистью махнул рукой в направлении трассы, змеившейся где-то далеко внизу. Тьма целиком поглотила ее, и, если бы я не знал, что она там, в жизнь бы не догадался. Как и в ту страшную, роковую ночь, по ней не двигалась ни одна машина.
— Почему вы сказали — надо думать? — отчего-то перейдя на шепот, спросил я.
— По той причине, Сергей Николаевич, что у меня практически нет улик. Семья садится в машину на побережье Черного моря, а куда-нибудь в Тулу, Белгород или, скажем, Житомир, не возвращается. Трудно вычислить, на каком из участков пути протяженностью в тысячу километров с людьми случилась беда. В особенности, если не удается обнаружить ни машин, ни тел их бывших владельцев, — Терещенко стиснул кулаки так, что костяшки хрустнули.
Я утер со лба испарину, она выступила немедленно, стоило мне вспомнить заброшенную шахту. Несчастные, о которых он говорил, отправились в Подземелье Магов. В место, которое вроде бы есть, и, одновременно, не существует. Подумал, может, настало время рассказать им о заброшенном объекте на холме? Но, не решился, не посмел.
— И, вы ни разу не обнаружили тел? — вместо этого сказал я.
— В позапрошлом году — был такой случай, — неохотно сказал прокурор. — Семья из Рязани. Двое взрослых, двое детей. Мы нашли трупы родителей. Смерть обоих наступила в результате сердечных приступов. Как это могло быть, как, впрочем, и куда девались тела несовершеннолетних — осталось загадкой.