Правосудие в Миранже

Мотш Элизабет

— И душа его отошла в мир иной… — прошептал священник.

— В третий день… — неуверенно продолжила Рена Бригетта. — Третий день… — Она совсем растерялась. Она забыла, что произошло в третий день.

— Так что же было в третий день? — грозно спросил Ла Барелль.

Она не знала. Она забыла. Она рыдала, заливаясь слезами. Председатель повернулся к иезуиту. Тот не промолвил ни слова.

— Вот видите! — вскричал Ла Барелль, который не выносил драматических ситуаций. — Она не знает! Она не знает!

Бенедикт Караш д’Отан бросил на него вызывающий взгляд, словно им предстояло сойтись в поединке за корону Франции во времена битвы при Гастингсе.

— А вы,

господин председатель, вы знаете продолжение?

Тимоте де Ла Барелль побагровел и издал нечленораздельное рычание. Будь у него под рукой протазан, он, не раздумывая, проткнул бы им этого наглеца.

— Так вы не знаете продолжение, господин председатель?

Ла Барелль задыхался от бешенства. Он знал, что после смерти произошло чудесное воскрешение, но уже не помнил в точности, какими именно словами об этом говорилось в молитве! Председатель суда публично продемонстрировал, что у него дырявая память!

— Ну хорошо, сударь, — выдавил он, — католическая литургия — это не мой профиль.

Но дело было сделано: отныне его претензиям на совершенство пришел конец и панегирики в его честь станут всего лишь блестящей мишурой, скрывающей неожиданно проявившиеся изъяны.

— Раз уж обстоятельства сложились таким образом и нам нужно абсолютное доказательство, то мы его получим, — процедил сквозь зубы председатель суда, давая понять, что урок, преподанный ему иезуитом, лишь усугубит участь обвиняемой.

Вместе с тем Тимоте де Ла Барелль хотел показать, что он умеет принимать в своем суде тех, кто соблюдает протокол и признает его власть. Он взял судью Данвера за локоть и, не оглядываясь на остальных, повел его в подвалы суда, где размещались тюремные камеры.

— Вас, несомненно, интересует, каким образом мы применяем пытки в процессе дознания, — сдержанно говорил он. — И мы вам это покажем. Однако не беспокойтесь, я только объясню вам сам процесс. На сегодня хватит, я думаю… Вы не такой, как иезуит. Ах! Что за люди! Вот ведь уроды! И постоянно вмешиваются в наши дела! Ну что они понимают в правосудии?

Председатель отворил низкую дверь, которая вела в мрачное помещение с толстыми стенами. Навстречу им, вытирая руки о кожаные штаны, поспешил палач. Пока он выслушивал распоряжения Ла Барелля, Жаспар Данвер осматривал пыточную камеру. В центре стояли железная корзина, где краснели горячие угли, и три стола, оборудованные кандалами, небольшими пыточными приспособлениями и какими-то устрашающего вида инструментами, похожими на слесарные. К стенам были прикреплены два устройства непонятного назначения, которые зловеще поблескивали шкивами и цепями.

— Для большинства обвиняемых достаточно одного вида этого арсенала, чтобы у них развязался язык. Не нужен даже палач: дела улаживаются быстро и без лишних расходов. Сделав это пояснение, адресованное судье-инспектору, Ла Барелль задумался. Конечно, мягкий метод имеет свои преимущества. Но он эффективен лишь в том случае, когда заинтересованные лица идут навстречу суду и хотят избежать ненужных мучений… — Председатель тряхнул головой и продолжил: — Если же это не убеждает в необходимости сотрудничать с правосудием, мы переходим к более серьезным методам. Их в общем-то всего три, хотя вариантов просто не счесть, — он сделал паузу, подбирая более точные слова. — Это сдавливание, подвешивание и прижигание. Сдавливание осуществляется при помощи специального устройства, которое называется сапогом. Это наше изобретение. Вот смотрите: две металлические пластины с проходящими через них винтами сдавливают ногу — сначала только мясо, но если зажать винты сильнее, начинают дробиться кости голени. Кстати, немцы

тоже собираются внедрить у себя наш метод. Что касается подвешивания, то тут мы берем пример с испанцев. Они обожают подвешивать людей. Мы предпочитаем использовать дыбу. К ногам испытуемого привязываются грузы, а его самого тянут вверх. Улавливаете, в чем суть? Как правило, эта пытка заканчивается летальным исходом. Таким образом, у обвиняемого есть только два выхода: либо сотрудничать с судом, либо… умереть. Не буду скрывать, случается и такое. Но я всегда требую от палачей проявлять в работе разумную умеренность. Наша цель состоит не в том, чтобы умертвить обвиняемого, а в том, чтобы добиться от него признания, понимаете?

Выйдя из подвалов суда, судья Данвер выразил желание осмотреть камеры городской тюрьмы, и председатель Ла Барелль, превратившись в саму любезность, предложил отвезти его в замок на своей карете.

— Суд Миранжа подождет, — сказал он.

В сопровождении начальника тюрьмы и нескольких стражников они спустились в сырое подземелье. Тюремщик одну за другой открывал тяжелые двери камер и по требованию председателя суда освещал лица арестантов. Ла Барелль называл каждого по имени и вкратце излагал причины заключения. В тусклом колеблющемся свете факелов эти несчастные больше походили на плененных диких зверей, чем на людей. Тем не менее больных среди них не было: больные не доживали до утра…

В последнем каменном мешке находилась Жанна Бург. Свернувшись калачиком, как спящий ребенок, она лежала на полу, уткнувшись лицом в перепревшую солому. Жаспар Данвер неподвижно застыл на пороге камеры. Тюремщик хотел было растолкать старуху, но председатель жестом остановил его: в этом не было необходимости. Судья вспомнил сцену, разыгравшуюся в зале суда, когда иезуит помог старой женщине подняться на ноги. Но теперь прав был Ла Барелль.

Уходя, Данвер еще раз оглянулся. Жанна Бург чуть повернула голову в его сторону и приоткрыла веки. Она не спала. Взгляд ее черных глаз, похожих на маленькие тусклые шарики, был пуст и печален. Она не хотела, чтобы на нее смотрели, как на запертого в клетке зверя. Дверь камеры с лязгом захлопнулась, и Жаспар Данвер в сопровождении Ла Барелля направился к лестнице, ведущей из казематов. В тягостном молчании он шагал по каменным ступеням замка, стертым за века ногами бесчисленных узников и их тюремщиков.

В ожидании председателя члены суда бесцельно бродили по залу заседаний. Но с его возвращением судейская машина заработала снова.

Два стражника поддерживали Рену Бригетту, не давая ей упасть. Данвер сидел, сжав зубы. Караш д’Отан кипел, не скрывая своего возмущения. Ла Барелль потребовал, чтобы во время процесса иезуит соблюдал сдержанность, предписанную ему действующим законоположением. В противном случае как председатель суда он будет вынужден просить его покинуть зал заседаний. Священник поднял бровь.

— Вы выставите меня вон?

— Совершенно верно!

Иезуит и председатель обменялись убийственными взглядами. Ла Барелль взвесил возможные последствия своего демарша и, поразмыслив здраво, решил не обострять обстановку, и без того накаленную до крайности. Он откашлялся, прочищая горло, и распорядился начать процесс.

Он подождал, пока Рене Бригетте принесут кресло, и проследил за тем, чтобы ее усадили по возможности удобнее, после чего самолично приступил к допросу. Делая вид, будто не замечает ее плачевного состояния, Ла Барелль сделал хитрый ход: объявил, что ее помилуют, если она сама того захочет. От нее требуется только одно — помочь суду.