Правый поворот запрещён
Шрифт:
Значит, либо "назавтра" либо "Назаркевич"? Но почему Кубракова не закончила письмо? Передумала или что-то помешало? "Пожалуй, этого мне не узнать, - посочувствовал себе Скорик, - и ничего кроме новых вопросов Света не принесла, разве что одно почти неоспоримое: Кубракова была чем-то встревожена, поскольку прореагировала в несвойственной для нее форме села за машинку. Фразы "Подобных бумаг я Вам никогда не писала. Не мой жанр. Однако время не терпит..." - свидетельство тому. Если это неоконченное слово домыслить, как "назавтра", то что
– Чем-то постоянно подписывалась их взаимная неприязнь, ненависть. Не исключено, что-то опять случилось такое, что она, наконец, решила поведать некоему адресату. Что же Назаркевич натворил?..
Вошел Войцеховский.
– Был?
– спросил он.
– Нет, жду, - ответил Скорик.
– Могу тебя обрадовать: на костюме Назаркевича следы наложения одежды Кубраковой. Можешь подшить к делу, - Войцеховский протянул ему лист бумаги.
– Ты что?
Скорик развел руки и свел ладони так, будто поймал в них бабочку.
– Ты учти его характер: вспыльчивый, неуравновешенный. Он будет выдираться из твоей версии, как мышь из-под веника.
– Ну, это далеко не веник, - Скорик хлопнул рукой по папке следственного дела.
– Есть логика улик, а Назаркевич не дурак, чтобы не оценить их.
– Миня не упирается?
– Ты ж его манеру знаешь.
– У него своя формула: если у двоих мнения во всем совпадают, значит один лишний... Чем занят Агрба?
– Ищет владельца машины, с которым Назаркевич столкнулся. И параллельно проясняет кое-что с Вячиным, ночным вахтером и Яловским. Все-таки...
– Ну, бог в помощь, - Войцеховский вышел.
Тактику допроса Назаркевича Скорик продумал: где-то жестко, а где-то предложить вместе исследовать обстоятельства, давить логикой. Готов был и к тому, что в ходе допроса случаются и крутые повороты. Когда вошел Назаркевич и уселся на предложенный стул, Скорик сказал:
– Сергей Матвеевич, мне нужно допросить вас по делу об убийстве Кубраковой.
– В качестве кого?
– Пока в качестве свидетеля.
– Что значит "пока"? У вас есть основание перевести меня в иное качество - в подозреваемые или обвиняемые?
– Приступим?
– Приступайте.
– Пятнадцатого июня во вторник вместе с Кубраковой на своей машине вы уехали в Богдановск. Так?
– Да.
– Как объяснить, что при ваших взаимоотношениях вы согласились взять ее с собой?
– Когда я сообщил ей, что собираюсь в Богдановск, она сказала, что и ей туда нужно. Не мог же я заявить: "А я вас не возьму". Выглядело бы, как мелкая месть.
– А разве было за что мстить?
– Хватало. Она мне много крови попортила.
– Какую же форму мести вы считали приемлемой?
– Адекватную ее отношению ко мне. Вы-то что имеете в виду? Назаркевич чиркнул злым взглядом по лицу Скорика.
В это время позвонил Агрба:
– Ты один?
– Нет.
– Допрашиваешь?
–
– Как идет?
– Пока никак.
– Начальник смены мехстеклозавода в Богдановске подтверждает, что во вторник около одиннадцати утра Назаркевич появлялся у него, спрашивал о мастере, который в отгуле. На нем был светлый костюм, похожий на тот, который ты изъял.
– Хорошо. Спасибо...
– Что было на вас в тот день кроме костюма, Сергей Матвеевич?
– Обувь, естественно, - съязвил Назаркевич.
– А на голове?
– Каскетка, которую вы забрали.
– Когда вы разбили свою машину и встречный "Москвич"?
– Я уже говорил вам, на следующий день, в среду утром, едва выехал в Богдановск.
– А почему ГАИ не вызвали?
– И об этом я вам говорил!
– Назаркевич стал раздражаться.
– Обошлось без ГАИ. Договорились.
– Значит, полюбовно?
– Полюбовно. Мне эта любовь обошлась довольно дорого.
– Может, даже обменялись телефонами?
– У него дома нет телефона. Только служебный. Но звонить туда сложно. Так он сказал. Поэтому взял мой.
– Зачем?
– Пообещал мне декодер к телевизору, сказал, что их много проходит через его руки. Мы потом с ним разговорились, когда приехали ко мне.
– Как его фамилия?
– Агеев. Майор Агеев. Витольд Ильич.
– Какого цвета на нем были погоны, может эмблемку запомнили, род войск?
– Он был в штатском...
Скорик почувствовал, что хотя ответы Назаркевича оставались столь же исчерпывающими, без запинки, словно приготовленные загодя, постепенно звучать они стали после коротких пауз.
– Сергей Матвеевич, Кубракова сидела рядом с вами в машине?
– Нет, на заднем сидении.
– Тогда попробуйте объяснить, каким образом микроволна с ее кофты оказалась на вашем костюме? Вот заключение криминалиста, - Скорик протянул ему лист бумаги.
Прочитав, Назаркевич, словно впервые осознав, где он, чего от него добиваются и по какому поводу, тихо сказал:
– На этот вопрос у меня нет ответа.
– Тогда может объясните, что это такое?
– Скорик достал из ящика письменного стола белый колпачок.
– Не знаю.
– Это колпачок от газового баллончика "Метах". Кубракова получила порцию этого газа, а затем была сброшена в реку.
– Какое это имеет отношение ко мне?
– Это я хотел бы узнать от вас. Колпачок найден в вашей машине, в кармане чехла. При изъятии присутствовала ваша жена и понятые.
– Ничего не пойму? Какой-то бред!
– выкрикнул Назаркевич.
– Как он туда попал?
– Действительно, как? В "бардачке" у вас в машине обнаружена вот эта докладная на имя Кубраковой. И на ней отпечатки ее пальцев.
– Я давал читать ей накануне поездки в Богдановск.
– Обычно бумаги остаются у тех, кому адресованы. Почему же она оказалась у вас?
– Она прочитала и велела отдать секретарше зарегистрировать. Но я передумал, мне надо было дополнить ее кое-какими соображениями. Выйдя от Кубраковой, я сунул докладную в "бардачок", так и ездил с нею.