Правый поворот запрещён
Шрифт:
– А для нас с тобой?
– В каком смысле?
– В смысле поликаувиля.
– Поживем - увидим...
Был конец рабочего дня, когда Джума Агрба шел по коридору института, завершив непродолжительный разговор с ночным вахтером Сердюком, оторвав его от возни с электромоторчиком. Пахло канифолью, от паяльника шел дымок. Разговор и в этот раз оказался пустым проворотом, дымом, как от паяльника. Ничего, кроме Кубраковой в ту ночь в институте вахтер не видел, ни с кем, по его словам, она тогда не встречалась, никто ее не ждал, все двери открывала своими ключами,
"Все говорят сплошную правду, ни у кого никаких противоречий: если бы не случилось убийство, то и в голову не пришло бы усомниться. Но кто-то же врет!
– философски рассуждал Агрба.
– Кто-то. Все врать не могут. Должна иметься спрятанная правда, чтоб было от чего оттолкнуться и шагнуть дальше"...
– Директор у себя?
– спросил Джума у секретарши.
– Доложите: майор Агрба.
Яловский сидел, подперев лицо кулаками и глядел ожидающе Джуме в глаза. И в этом ожидании Агрба уловил какое-то сочувствие, мол, жаль мне тебя, майор, бесполезны твои визиты сюда...
– Что на этот раз?
– Альберт Андреевич, имелось ли в лаборатории что-нибудь, что представляло интерес?
– спросил Агрба, усевшись.
– Разве что бутыль с хорошим спиртом. И еще - опытная лабораторная установка, гнавшая поликаувиль. Об этом я, по-моему, вам уже рассказывал.
– Назаркевич знал о его достоинствах?
– Безусловно. Он участвовал в разработках.
– А какова ваша степень участия в них?
– Относительная, скажем так: обеспечивал, - он усмехнулся.
– А запатентована работа как? В смысле, чье авторство? Единолично Кубраковой?
– Единолично, единолично, - он снова усмехнулся.
– Альберт Андреевич, простите за такой бестактный вопрос: в институте бытует мнение, что Кубракова в каком-то смысле вас подавляла, осложняло ли это ваши отношения? Говорят, завлаб Коган покладистый.
– Вопрос действительно не из тактичных, - нахмурился Яловский. Поэтому я вам отвечу без подробностей: да, Исаак Израилевич Коган покладистый.
– А что из себя представляет ночной вахтер Сердюк?
– У вас и у вашего коллеги из прокуратуры странная манера: этот вопрос мне ставится в третий раз. Это что, у вас такая метода? Ловить на противоречиях? Повторяю в третий раз: сюда на работу пригласил и устроил его я, претензий к нему никаких не имею. Что касается его знакомств и связей вне службы, выясняйте сами.
– Вы не получали в последнее время от Кубраковой каких-нибудь докладных или заявлений?
– Нет. Она вообще не любила эпистолярный жанр. Все предпочитала решать устно, - Яловский посмотрел на часы.
– Если у вас есть еще вопросы, нам придется перенести их на следующий раз, если нет, то... У меня через десять минут внеплановая оперативка.
"Раздражен, даже клычки точил и дал мне отлуп, - думал Агрба, выходя из института.
– Но с Кубраковой, похоже, у них не было все безоблачно". В
Оперативка закончилась. Все разошлись. Яловский, пересмотрев бумаги на столе, высыпал из пепельницы окурки в корзину для мусора, и, заперев двери кабинета в пустой приемной, спустился вниз. В вестибюле за загородкой в маленькой конторке вахтера Сердюка горела настольная лампа. Вахтер копался пинцетом в обмотке какого-то разобранного реле.
– Анатолий Филиппович, - позвал Яловский.
Вышел вахтер.
– Возьмите, пожалуйста ключи, - Яловский положил связку на барьер. Как жизнь? Какие новости?
– Мои новости тут, - указал он на конторку.
– Сижу, газеты читаю. В них все новости. Вот вожусь с реле, сосед-автомобилист попросил посмотреть. Да еще следователь заходит в гости.
– Часто?
– Несколько раз наведывался. И из милиции.
– Что же вы сообщали?
– А что я знаю?
– Н-да... Ну хорошо, спокойной ночи.
– Всего доброго...
24
Я ничего так не боюсь, как разговора, который начинается с вопроса "Как жизнь?", либо с комплимента, потому что после долгого вступления в сущности ни о чем идет главное - просьба "выручить". В известной степени к людям подобного типа относилась и моя троюродная сестрица Неля. Поэтому ее чрезвычайно редкие звонки из Харькова всегда приводили меня в состояние напряженности и повышенной готовности. Так было и в этот раз. Звонок начался в начале двенадцатого ночи. Я в это время заканчивал делать выдержки из прошлогодних комплектов "Знамени" и "Нового мира", поскольку хранить все журналы уже было негде.
– Здравствуй, - сказала Неля.
– Как жизнь?
– Прекрасна!
– ответил я.
– Я прочитала твою статью в еженедельнике "Жизнь и право". Очень толково. Важно, что без всякой юридической казуистики, доступно и понятно любому обывателю... Молодец...
– Ты что-то хотела?
– пресек я.
– Да. У меня к тебе просьба. Ты помнишь, в последний мой приезд к вам я останавливалась у своей приятельницы Ангелины Назаркевич. У нее неприятности, вернее у ее сына. Им нужен хороший адвокат, и я порекомендовала тебя. Так что не удивляйся, если к тебе обратятся от моего имени. И сделай, пожалуйста, все возможное.
– Тебе бы следовало поговорить со мной, заручиться моим согласием, а уж потом посылать ко мне людей. А если я занят другим делом, сижу в процессе? Ты об этом подумала?
– Но не могла же я отказать!
Я понял, что дальнейший разговор бессмыслен, я только увязну в препирательствах, поэтому спросил:
– Что там у этих Назаркевичей произошло?
– То ли его арестовали, то ли собираются, точно не знаю. Это связано с Кубраковой. Они тебе объяснят.
– Надеюсь.
– Ты что-нибудь выяснил относительно моей статьи, которую я оставляла Кубраковой?