Предатель
Шрифт:
Но она видела Маркуса и смотрела на него со злостью и без страха. Она заставила меня почувствовать себя не слабым, а сильным. Достаточно сильным, чтобы дать отпор.
Я притягиваю ее к себе за локоть и целую ее щеку, позволяя ее коже обжечь мою. Я держу ее крепко, уткнувшись в нее.
– Эй, - выдыхает она.
– Мы прошли через это.
– Япровожу пальцами по ее волосам.
– Ты меня провела через это, - отвечаю я.
Я веду ее к скалам, куда мы с Зиком и Шоной иногда ходим поздно вечером. Мы с Трис садимся на плоский камень, висящий над водой, обувь намокает
– Знаешь, это то, о чем я никому не рассказываю. Даже своим друзьям.
– Я смотрю на темную, мутную воду и на то, что плавает на ее поверхности - мусор, выброшенная одежда, бутылки, похоже на маленькие корабли, собирающиеся в путешествие.
– Мой результат был ожидаем: Отречение.
– Ох.
– Она хмурится.
– Но ты все-таки выбрал Бесстрашие?
– В силу необходимости.
– Почему тебе пришлось уйти?
Я отворачиваюсь, не уверенный, что могу озвучить свои причины, потому что, признавая их, я становлюсь предателем фракции, я чувствую себя трусом.
– Ты должен был сбежать от своего отца, - говорит она.
– Не потому ли ты не хочешь быть лидером бесстрашных? Потому что, если ты станешь им, тебе снова придется его увидеть?
Я пожимаю плечами.
– Поэтому, и еще я всегда чувствовал, что я не совсем принадлежу бесстрашным. По крайней мере, не таким, какие они сейчас.
– Но это не совсем так. Я не уверен, что сейчас самое время рассказать ей о том, что я знаю о Максе и Джанин, и об атаке - эгоистично, но я хочу сохранить этот момент для себя, лишь на некоторое время.
– Но... ты потрясающий, - говорит она. Я поднимаю брови. Она выглядит смущенной.
– Ну, по стандартам бесстрашных. Четыре страха - неслыханно. Как ты можешь не принадлежать этому месту?
Я снова пожимаю плечами. Чем больше проходит времени, тем страннее для меня, что мой пейзаж не изрешечен страхами, как у любого другого. Многие вещи заставляют меня нервничать, беспокоиться, чувствовать себя неудобно… но, когда я с ними сталкиваюсь, я могу действовать, меня не парализует. Мои четыре страха, если я не буду внимателен, парализуют меня. Вот и вся разница.
– У меня есть теория, что самоотверженность и храбрость не так уж и отличаются.
– Я оглядываю Яму, возвышающуюся высоко над нами. Отсюда я могу видеть лишь маленький клочок неба.
– Всю свою жизнь ты тренируешься, чтобы забыть себя, поэтому, когда ты в опасности, это становится твои первым инстинктом. Я так же легко могу принадлежать и Отречению.
– Ну да. Я ушла из Отречения, потому что была недостаточно самоотверженна, как бы я не старалась.
– Это не совсем так, - говорю я с улыбкой.
– Девчонка, которая позволяет метать в себя ножи, пожалев друга, кто нападает на моего отца с ремнем, чтобы защитить
При этом освещении она выглядит так, будто бы пришла из другого мира, ее глаза настолько бледные, что кажется, будто они светятся в темноте.
– Ты внимательно следил, не так ли?
– спрашивает она, будто читая мои мысли. Но она говорит не о том, что я смотрю на ее лицо.
– Мне нравится наблюдать за людьми, - отвечаю я хитро.
– Думаю, ты не подошел бы Искренним, Четыре, потому что ты ужасный лгун.
Я опускаю руки вниз, рядом с ее руками, и наклоняюсь ближе.
– Отлично.
– Отеки спали, ее длинный узкий нос вернулся в обычное состояние после нападения, рот тоже. У нее приятный рот.
– Я наблюдал за тобой, потому что ты мне нравишься. И... не называй меня Четыре, хорошо? Очень... приятно. Снова слышать свое имя.
Она выглядит сбитой с толку.
– Но ты старше, чем я... Тобиас.
Это звучит так хорошо в ее исполнении. Будто нет ничего постыдного.
– Да, эта огромная двухлетняя разница непреодолима, не правда ли?
– Я не пытаюсь быть самоуничижительной, - говорит она упрямо.
– Я просто не понимаю этого. Я младше. Я не красивая. Я…
Я смеюсь и целую ее в висок.
– Не спорь, - прдупреждает она, будто у нее перехватило дыхание.
– Ты знаешь, что это так. Я не уродлива, но и точно не красавица.
Слово "красавица" и все, что оно подразумевает, кажется настолько бесполезным сейчас, что у меня нет на это терпения.
– Прекрасно. Ты не красива. И что?
– Я двигаюсь губами к её щеке, пытаясь проявить немного смелости.
– Мне нравится, как ты выглядишь.
– Я отступаю назад.
– Ты чертовски умна. Ты храбрая. И даже когда ты узнала о Маркусе, ты не посмотрела на меня тем взглядом. Словно я… избитый щенок или что-то в этом роде.
– Ну, - говорит она уверенно.
– Ты не такой.
Инстинкты не подвели: ей стоит доверять. Мои секреты, мой позор, мое имя, от которого я отрекся. Правду, и прекрасную, и чудовищную. Я знаю это.
Я прикасаюсь губами к её губам. Наши глаза встречаются, и я улыбаюсь и снова ее целую, на этот раз более уверенно.
Этого недостаточно. Я притягиваю ее ближе, целую настойчивей. Она оживает, обнимает меня и прижимается ко мне, и этого все еще недостаточно, как такое возможно?
Я веду ее обратно к спальне перешедших, мои ботинки все еще влажны от речных брызг; она улыбается мне, когда проскальзывает через дверной проем. Я направляюсь к своей квартире, и очень скоро головокружительное облегчение снова уступает место беспокойству. Где-то между тем моментом, когда я смотрел, как ремень обвивает ее руку в моем пейзаже страха и тем, когда я говорил ей, что самоотверженность и отвага зачастую это одно и то же, я принял решение.
Я сворачиваю на следующем повороте, но не к своей квартире, а к лестнице, ведущей наружу, как раз рядом с квартирой Макса. Я притормаживаю, когда прохожу мимо его двери, беспокоясь, как бы звук моих шагов не оказался достаточно громким, чтобы разбудить его. Абсурдно.