Предательство по любви
Шрифт:
– Конечно, – пробормотал ее несколько озадаченный супруг. Он смутно подозревал, что его дурачат. – Никто это и не отрицает.
Фелиция не стала растолковывать главе семьи суть размолвки с дочерью и снова повернулась к Эстер:
– Мисс Лэттерли, как уже выразился мой муж, ревность – мерзкое и непростительное чувство, губительное для мужчин и тем более для женщин. Каким же образом намерен защищать Александру ваш мистер Рэтбоун? Надеюсь, он не будет настолько безрассуден, чтобы утверждать, будто она вовсе этого не делала?
– Это было бы
– В самом деле? – Пожилая дама подняла брови. – И что же этот мистер Рэтбоун считает смягчающими обстоятельствами?
– Я не знаю. – Уверенность Эстер таяла на глазах. – Да, собственно, я и не имею права это знать, миссис Карлайон. Я имею отношение к этой трагедии только как подруга Эдит и, надеюсь, также и ваша. Имя мистера Рэтбоуна я упомянула еще до того, как виновность Александры была доказана. Однако и после этого я бы непременно сообщила о нем, поскольку даже убийце нельзя отказать в праве на защиту.
– Стоит ли подогревать в ней напрасные надежды? – кисло заметила Фелиция. – Это жестоко, мисс Лэттерли, затягивать страдания несчастной, выставляя ее на потеху толпе.
Гостья вспыхнула и не нашлась с ответом.
На помощь ей пришел Певерелл:
– Если так рассуждать, матушка, то обвиняемых следует вешать быстро и без суда. Боюсь, однако, что сами они с этим не согласились бы.
– Откуда ты знаешь? – возразила его теща. – Возможно, Александра и согласилась бы. Но ты своим вмешательством лишил ее такой возможности.
– Мы предоставили ей адвоката, – ответил Эрскин. – Она была вольна отказаться, но не сделала этого.
– И зря. Тогда дело, по крайней мере, не дошло бы до открытого процесса. Теперь же нам всем остается лишь явиться в суд и вести себя там с достоинством. Полагаю, тебе придется выступать свидетелем, поскольку ты присутствовал на том злосчастном обеде?
– Да. Выбора у меня нет.
– Свидетелем обвинения? – продолжала допрос пожилая леди.
– Да.
– Ну, я надеюсь, хоть Дамарис не тронут. Не знаю, что бы ты им мог сообщить. – Миссис Карлайон произнесла это с утвердительной интонацией, но по ее напряженному взгляду Эстер поняла, что она ждет ответа.
– Я тоже не знаю, о чем меня спросят, матушка, – сказал Певерелл. – Возможно, им понадобится уточнить, кто где находился в определенное время. И, может быть, подтвердить, что Алекс и Таддеуш поссорились, что Луиза Фэрнивел увела Таддеуша наверх и что Алекс была раздражена этим.
– Ты так и скажешь?! – ужаснулась Эдит.
– Да, если спросят, – как бы извиняясь, произнес юрист. – Скажу то, что видел.
– Но, Пев… – умоляюще взглянула на него миссис Собелл.
Ее зять чуть подался вперед.
– Дорогая, им все и так известно. Кроме меня, об этом наверняка скажут Максим и Луиза. И Фентон Поул, и Чарльз, и Сара Харгрейв…
Дамарис, слушая
– Это будет ужасно.
– Конечно, ужасно, – вмешалась Фелиция. – Поэтому мы должны тщательно продумать, как себя вести. Говорить одну лишь правду, не произносить ничего недостойного, отвечать только на заданный вопрос и постоянно помнить о том, кто мы такие!
Миссис Эрскин конвульсивно сглотнула. Кассиан вытаращил глаза и приоткрыл рот. Рэндольф чуть приподнялся в кресле.
– Никаких собственных домыслов, – продолжала миссис Карлайон. – Помните, что бульварная пресса тут же воспользуется вашими словами, причем наверняка исказит их. И воспрепятствовать вы этому не сможете. Говорить извольте четко и ясно, не допуская ни всхлипов, ни хихиканья… Какая гадость! Виновата одна Александра, а под суд идет целое семейство.
– Спасибо, дорогая. – Полковник посмотрел на супругу со смешанным выражением восхищения, признательности и благоговения. Однако Эстер показалось, что она успела заметить на его лице еще и мимолетный страх. – Ты, как всегда, позаботилась о самом необходимом.
Фелиция не ответила. Лицо ее вновь исказилось от боли, но она моментально овладела собой. Эта женщина не позволяла себе слабости.
– Да, мама, – послушно повторила Дамарис. – Мы все будем вести себя с достоинством.
– Тебя туда не вызовут, – сказала старая леди с ноткой неуверенности в голосе. – Но если ты все-таки не усидишь дома, какой-нибудь сплетник непременно признает в тебе Карлайон.
– А я пойду, бабушка? – встревоженно спросил Кассиан.
– Нет, мой милый, конечно, нет. Ты останешься с мисс Бушан.
– Разве мама меня там не ждет?
– Нет, она хочет, чтобы ты оставался здесь, где тебе удобно. Потом мы расскажем тебе все, что требуется.
Миссис Карлайон метнула взгляд на Певерелла и завела разговор о завещании генерала. Оно было составлено весьма просто и в толковании не нуждалось, но Фелиция хотела сменить тему.
Все вернулись к еде, хотя жевали теперь чисто механически. Эстер размышляла о Дамарис, о ее внезапно сменившемся выражении лица: от удивления – к страху. Если верить Монку, миссис Эрскин была на грани истерики в тот вечер, когда погиб генерал, и вела себя подчеркнуто оскорбительно с Максимом Фэрнивелом.
Почему? Певерелл, кажется, не догадывался о причине этого и просто старался успокоить жену.
Что, если Дамарис заранее знала о предстоящем убийстве? Или даже оказалась свидетельницей преступления? Нет, она ведь была в расстроенных чувствах еще до того, как Александра поднялась по лестнице вслед за генералом! И почему тогда она срывала злость на Максиме?
Значит, эта женщина знала настоящий мотив и предвидела возможность трагедии? Тогда почему молчала? Скажи она о своих подозрениях мужу, и они вдвоем смогли бы предотвратить несчастье. Но юрист явно не знал, что ее тревожит, как, впрочем, не знает и сейчас. Это видно по его поведению.