Предчувствие беды
Шрифт:
Через два месяца он узнал о гибели своей семьи. Они выезжали из города вместе с другими беженцами, когда их колонна попала в засаду. В живых осталось всего несколько человек.
Ни его жены, ни обоих детей среди выживших не было.
Он окаменел и замкнулся в себе. Не отличаясь и раньше общительностью, теперь он стал еще более угрюмым и замкнутым. В отряде его прозвали Крот за появившуюся привычку уединяться в любую свободную минуту, как крот, который только вылезет на поверхность земли, как тут же спешит зарыться обратно.
Приблизительно тогда же он познакомился с Омаром. Настоящего имени этого человека он не
– Слушай, Крот, я тебе прочитаю одну правильную мысль, – смешной акцент Омара четко пробивался через вполне правильный русский язык, – только не обижайся.
– Почему я должен обижаться? Почему я должен тебя слушать? Тебе что, поговорить не с кем? Иди к народу. Они почесать языками любят.
– Э, Крот, у них в голове ветер, а чтобы читать Коран, нужен человек с открытыми ушами и пустой душой, в которой нет суеты повседневного, понимаешь?
– Как хочешь. Только пустое это дело мне Коран читать, раньше надо было это делать, когда под стол пешком ходил.
– Узнать правду никогда не поздно, ты слушай, слушай. Я просто почитаю.
Постепенно он привык к этим проповедям, к постоянному присутствию Омара, к чтению сур нараспев. Потом втянулся и проводил вечера за богословскими беседами с Омаром и его приятелями. Самым удивительным было то, что он представлял истово верующих людьми малограмотными и дикими. Оказалось, что это совсем не так, у всех из его новой компании за плечами было высшее образование, а у Омара даже два. Ему было с ними интереснее, чем со своими земляками, половина из которых, чего греха таить, были ребята «от сохи».
Поэтому когда война закончилась и пришла пора расставаться, он даже обрадовался, получив приглашение на курсы, как выразился Омар, «повышения правоверной квалификации». Ему некуда было идти, у него не было семьи, дом сгорел. Про работу вообще думать было нечего: от Сухумского аэропорта остались одни только воспоминания. Так он оказался за границей.
Сначала он занимался на «богословских курсах». Это было в Иордании. Их группу поселили в общежитии местного университета, одели, обули, выдали денег на карманные расходы. Это было похоже на сон: после разоренной войной родной стороны увидеть чистую, сытую, ухоженную и процветающую жизнь. За их обучение и проживание платила какая-то благотворительная мусульманская организация.
Первые полгода он учил арабский и основы богословия, потом стали проходить и сам Коран. Так прошел почти год. Затем, совершенно неожиданно, образовательная программа закончилась. Вернее, закончилось обучение на халяву. Платить за них перестали. Утром, перед занятиями, им объявили, что гостевание их заканчивается и нужно собирать манатки. Кто может заплатить за дальнейшее обучение, тот остается, остальных отправят обратно, на родину. Но есть возможность еще поучиться, но уже в другом месте и другим наукам, хотя это тоже не для всех, а только для тех, кто проявил себя во время обучения и имеет хорошие рекомендации от наставников.
После занятий его отловил в коридоре Омар. Они виделись редко последнее время. Еще бы, это там, в горах, они были на короткой ноге, а здесь выяснилось, что Омар достаточно высокопоставленное лицо и его часто можно было видеть в кругу их наставников и преподавателей.
– Ну что, Крот, домой, я так думаю, ты не собираешься вовсе? Делать там тебе нечего, правильно?
– Да, правильно, Омар. Но денег у меня платить за обучение тоже нет.
– Деньги – пыль. Как это у русских говорится: не имей сто рублей, а имей сто друзей. У тебя тоже есть друзья, которые не забыли твоего лица.
– Ну и кто эти благодетели?
– Не торопись, не горячись, не пыли. Ты не всех знаешь, но одного ты знаешь точно, а этого достаточно.
– Это кого?
– Меня, Рафаэль, меня. А у меня есть мои друзья, для которых мое слово тоже кое-что значит. И я хочу порекомендовать тебя им.
– Ну, спасибо, Омар. Только что все это значит?
– Пойдем, поговорим, выпьем чаю. Все узнаешь, обо всем подумаешь, сам все решишь.
В преподавательской был уже накрыт стол, стоял чай. Омар жестом пригласил его садиться, сам сел напротив. Какое-то время они молча пили чай. Затем Омар отставил в сторону пиалу и начал разговор с Корана и любви к братьям-мусульманам, затем гладко перешел к джихаду.
– Но, Омар, ты же знаешь, что я и так воевал с неверными у себя на родине. Хорошо воевал.
– Рафик, не смотри на мир так узко. Рядом с тобой были настоящие мусульмане. Они тоже воевали, как и ты, но они воевали не у себя на родной земле, а за твою землю и за всех братьев по вере. Неужели ты думаешь, что, просто читая Коран и не совершая грехов, ты попадешь в рай? Аллаху надо больше, надо все, что ты можешь дать. Ты должен участвовать в джихаде как истинный правоверный. И для тебя нет разницы, в какой точке мира ты будешь сражаться с неверными. Есть настоящие последователи пророка, которые так поступают, и твое место среди них.
– Но я не солдат. – Рафаэль несколько затравленно смотрел на воодушевившегося Омара. Во время монолога глаза его друга и наставника горели огнем настоящего благородного безумия.
– А никто и не требует от тебя стать солдатом. Каждый правоверный приносит пользу на том месте, куда, по воле Аллаха, его забросит судьба. – Омар смягчился и сбавил тон. – Потом, я хочу тебе помочь, я же вижу, что ты хороший человек. Я помогу тебе отомстить за смерть твоей семьи и твоих родственников. Но для этого нужно терпение и усердие, а также твой ум и способности. Ты согласен со мной?
И, вконец загипнотизированный этим напором, Рафик молча кивнул головой.
Его и еще двенадцать человек собрали вечером после занятий во дворе и посадили в автобус. Везли их долго, уже стемнело, на небе вовсю горели звезды. Привезли их в незнакомый дом, где они переночевали. Утром их опять повезли в автобусе на какой-то маленький аэродром. Там пришлось переодеться и долго сидеть и ждать в абсолютно пустом зале ожидания. Они сели в небольшой двухмоторный самолет, который натужно взревел двигателями и побежал по полосе. В полете их не кормили и никто не разговаривал. Все попытки Рафика разговориться с соседом – маленьким марокканцем – ни к чему не привели. Под крылом тянулась земля, выжженная солнцем, затем горы, потом опять пустыня, потом опять горы. Он вспомнил родную Абхазию, ее зеленые холмы и тенистые леса, быстрые речушки с форелью. «Ничего, – подумал он, закрывая глаза, – я туда обязательно вернусь, да будет это угодно Всевышнему».