Предчувствие беды
Шрифт:
Только когда Рикон уже лёг в кровать и тяжелое одеяло немного его успокоило, он смог осмыслить, что произошло. Агата готовила какое-то своё «ведьминское» зелье, когда он нарушил её покой. Зелье, которое одним небольшим глотком смогло вернуть Рикона в реальность и горечью смыло ужасную боль. Наверное, таким же зельем она напоила графа Артура во время приступа. Выходит, она сама его готовит для отца, который умирает… Лорд зажмурился и натянул одеяло на голову. Ну какой же он болван!
Утром Рикон встал еще до прихода Томаса. Тот появился как ни в чем не бывало, неся с собой кувшин горячей воды.
– Прикажете заложить ваш экипаж
– До завтрака? С чего бы вдруг? – Рикон дёрнул плечами, застёгивая на груди идеально выглаженную, белоснежную рубаху. – Мы не можем произвести впечатление неблагодарных деревенщин, – сказал он, в большей степени этим метким выражением Нелли имея ввиду себя. После вчерашнего вечера ему вдруг отчаянно захотелось извиниться перед леди Агатой. Он как последний дурак думал о ней черт знает что и чем дольше не мог уснуть, тем больше укреплялся в мысли, что поступил как неотёсанный дурак.
Рикон надел великолепный серый костюм, поправил уголок носового платка, цепочку часов, переложил из вчерашнего дорожного костюма голубую девичью ленту, и бегом спустился вниз. Ему не терпелось увидеть её. Но, к огромному разочарованию Рикона, леди Агата к завтраку не спустилась. Граф Артур деликатно сказал, что после вчерашнего ей нужно отдохнуть, чтобы на балу по случаю помолвки блистать.
– Бал пройдёт в поместье Мортэн. Я пришлю вам приглашение, – доброжелательно сказал граф Артур. – И дайте мне слово, если вам что-то понадобиться, вы незамедлительно дадите мне знать. Приводить в порядок столь большое, как Рысье угодье, поместье очень сложно.
Рикон сдержанно кивнул. Нелли, отдохнувшая и подобревшая, сердечно поблагодарила графа вместо него. Потом они сели в экипаж и покинули гостеприимный, светлый дом. Вересковое поле оказалось позади, дорога нырнула за ветвистые, раскидистые деревья. Нелли, сложив руки на коленях, поглядывала то в окно, то на молодого лорда.
– Вы невероятно серьёзны сегодня, сэр Рикон. Вас тревожит встреча с Рысьем угодьем? О, прошу поверить… Оно, конечно, не такое солнечное, как поместье графа Артура, но в нём есть своя дикая красота.
Дикая красота? Рикон хмуро посмотрел на Нелли, а потом повернулся к камердинеру.
– Томас, а где я мог слышать имя господина Мортэна?
Томас на несколько секунд призадумался, но быстро вспомнил.
– Господин Мортэн тот самый щедрый граф, который в честь своей помолвки устроил гуляния на площади Фрока, сэр.
А-а-а, вот оно что, да-да. Теперь и Рикон припомнил, что именно тогда Томас ему это имя и назвал. И он еще подумал: какой, должно быть, великолепный этот граф. И еще, что он хотел бы быть таким же… Лорд хмыкнул и отвернулся к окну экипажа, больше ничего не сказав. Достойную партию граф Артур подобрал для своей дочери. Что же, он придёт на этот бал! Хотя бы для того, чтобы высказать своё уважение леди Агате. Но и посмотреть на блистательного жениха тоже было бы любопытно.
Глава 6. Спасение, которое хуже, чем смерть
Рысье угодье свалилось на подъезжающих будто серый, неотёсанный камень с неба. И как упало, так и осталось стоять среди высоченных, до самого неба, деревьев. Грубые фасады, поросшие зелёным мхом, узкие, высокие окна и грубые башни-бойницы на крыше. Из трубы шел дым, но несмотря на это дом казался заброшенным и неуютным.
–– Здесь, как будто, кроме зверей никто не живёт, –
–– Это больше похоже на какой-то склеп… Или тюрьму.
Нелли, вздохнув, с пониманием посмотрела на лорда, а потом на дом, поделивший небо над головой на две части.
***
– Твоя девка упорствует и не признается, – сказал холёный и безразличный дознаватель Рэду. Он сидел за слишком маленьким для его жирной фигуры столом каморки для допросов.
– Так может, потому что она не виновата, кретина ты кусок?! – рявкнул Рэд, его этот хлыщ раздражал до зубного скрежета. Или тюрьма его раздражала. Или то, что он в ней оказался из-за такой дурости. Или то, что в ней оказалась Агнесса. И они придумали какой-то бредовый повод, чтобы держать её там. И наверняка не просто держать…
– Поговори мне тут! – дознаватель хлопнул кулаком по столу, но так слабо и хлипко, что Рэда передёрнуло. – Ты, бандитская рожа, должен сказать, как вы отравили колодцы! Ты помогал этой ведьме…
– Да пошел ты! Со сто первого раза ничерта не понял, идиот.
– Тогда мы будем допрашивать твою подружку, – спокойно сказал дознаватель, собрался и ушел раньше, чем Рэд успел бросить ему в спину пару проклятий.
В своей маленькой камере Рэд выучил уже каждый камень. Три широких мужских шага в одну сторону, два вдоль лежанки в другую. Продавленный вонючий лежак, из которого торчали колючие травинки сухого сена. Ширина решетки была ерундой дляшустрой куницы, но Рэд отгонял от себя эту мысль. Что будет, когда его не найдут? Конечно, пойдут с вопросами к Агнессе. И, что бы она ни сказала, ей никто не поверит. Что бы она ни сделала, её не оставят. И даже её крики не смогут палачей остановить. Он не мог сбежать один, а Агнесса воплощаться в куницу не умела. Она вообще только в травах разбиралась, и даже убегала от него всегда неудачно. Какая из неё отравительница… Единственное, что Рэду оставалось, изо всех сил прислушиваться, и среди криков пьяных заключенных и злых тюремщиков выбрать один – её крик. Но она не кричала. Он не мог услышать, сколько бы ни напрягал обострённый, звериный слух.
Ведьма не кричала, и зверь оставался на месте до тех пор, пока его не повели в суд. Суд, который только в одной башке под париком и состоял. Туда же под связанные руки привели и Агнессу. Она висела на руках конвоиров, лица за волосами было не видно. Рэд втянул носом воздух, пытаясь ощутить запах крови и слёз, но ничего не почувствовал и не смог дышать, пока она не подняла голову. Бледная, осунувшаяся, с посиневшими от холода тюремной камеры губами, но ни одного синяка на её лица не было.
– Несса, – наконец выдохнул Рэд.
Она взглянула на него, и впервые он увидел в её глазах страх. Он дрожал на кончиках длинных черных ресниц. А потом судья будничным тоном сказал, что злонамеренное упорство и молчание делает всем только хуже и подтверждает злобный, жестокий нрав подсудимых. Они не раскаиваются и готовы пожертвовать своими бессмертными душами ради своих звериных, бесчеловечных желаний. И так как суд слишком великодушен, чтобы применять к подсудимым пытки, он будет опираться на имеющиеся факты. А фактов в виде свидетельств уважаемых людей полно.