Преддверие войны
Шрифт:
Вскинув шварлозе в их сторону, я сделал шаг вперёд, чтобы не задеть Петра, и нажал на спусковой крючок.
— Шшшиии-бах! — грянул выстрел, и пуля, покинув ствол, устремилась вперёд.
Удар в одного из нападавших, раскалённый докрасна ствол шварцлозе, ещё выстрел, деформация ствола, негодный пистолет наземь. Вместо него второй, не экспериментальный. Выстрел! Я очнулся.
Оба моих противника лежали на земле, корчась от боли, прошло всего несколько секунд, как я выпал из реальности. Дымящийся ствол экспериментального шварцлозе шипел на слегка влажной почве, уткнувшись в неё коротким
Я поднял взгляд и увидел истекающего кровью Амбросова.
— Помоги ему, — сказал я Петру и перевёл взгляд дальше, туда, где мелькали между разбитыми крестьянскими телегами и извозчичьими экипажами спасающиеся люди. Казалось бы, прошло всего ничего, но за это время поляна перед воротами военно-полевого лагеря изрядно опустела.
Выстрелы продолжались, особенно их много раздавалось со стороны лагеря, в ответ безоружные и застигнутые врасплох люди не успели организовать сопротивление, да, и как позже выяснилось, у них не осталось никакого оружия, кроме личного.
— Ха! На! На! Ай на! Лови студенчешков, лови их, «я перши шевечи бичо»!
«Патроны!» — вбилась в голову шальная, но важная мысль, как только я вновь вернулся в реальность.
— Держи! — сообразил раньше меня Пётр и, схватив охапкой рассыпавшиеся из коробки магазины, набитые патронами, кинул их мне.
— Давай! И россыпью?! Россыпью давай все! Возьми оружие у убитых гадов, я побежал в лагерь на помощь.
— Здесь надо, Фёдор, здесь! — заорал в ответ Пётр, и словно в подтверждение его слов мимо моего уха просвистела пуля.
Ещё трое бандитов бежали ко мне, с нескольких сторон выйдя из леса. Адреналин не успел покинуть мою кровь, а новая его порция подхлестнула и так уже разогнанные кровью эмоции. Гнев, яркий, чистый, ничем не замутнённый гнев полностью очистил мои мысли, разогнав ядро дара до критической точки.
Подняв навстречу врагам пистолет, я, почти не целясь, но чувствуя, что не промахнусь, выстрелил, и стрелял, пока не опустел весь магазин. Пули пробили тело первого бандита и откинули его прочь. Нелепо взмахнув руками, не ожидавший ответного огня, террорист отлетел в сторону. Двое других открыли огонь с двух сторон по мне.
Дар среагировал только от одной мысли, в воздухе мигом закружился мусор: ветки, куски дерева, комки земли и рваное тряпьё. Всё вместе скрепилось в щите и встало на пути летящих со скоростью звука пуль. Шварцлозе вновь выстрелил, с близкого расстояния трудно промахнуться, пуля попала в глаз одному из бандитов, и фонтанчик крови, выплеснувшийся из глазницы, подтвердил точное попадание.
— У него дар! — проорал третий, и тут же умер. Трудно жить с пробитым черепом, а я не собирался давать ему никаких шансов выжить. Убийцам нужно стрелять только в голову, чтобы уж наверняка. А то, мало ли, ещё оправдают, прецеденты на то, к сожалению, имелись.
Эти и другие мысли мелькали где-то на втором плане, пока я перезаряжал пистолет, присев под телегой. Пётр в это время решился и, отобрав два пистолета у убитых мною террористов, вернулся обратно.
Перезарядив пистолет, я привстал, оценивая обстановку, и с удивлением обнаружил, что на поляне остались только мы, да раненые с убитыми. Все, кто
— Всё, все сбежали. Окажи помощь раненым, я всё равно не умею, а ты со своим даром окажешься полезнее.
Пётр кивнул и, взяв в левую руку револьвер, отнятый у убитого бандита, побежал к первому раненому. Для меня же всё только начиналось. Я подошёл к другим убитым и, забрав короткий кавалерийский карабин у одного из них, снял патронташ с его тела и, навесив на свой студенческий мундир, туго опоясался им.
Ну, что же, теперь я почти готов к долгому бою, только надо подкрепиться. Из моего чемодана вывалилась краюха хлеба, свежий огурец и большой кусок сала, что мы оставили себе на ужин. Подхватив еду и жуя на ходу, я деловито осмотрел карабин, дослал очередной патрон в патронник и, отстегнув магазин, вставил новый.
В лагере шёл бой, и уже отсюда я видел, как вдоль палаток перемешаются какие-то люди, некоторые палатки горели, пуская к небу чёрный вонючий дым. Редкая трескотня выстрелов доносилась в основном со стороны небольшого деревянного здания штаба, возвышавшегося среди палаточного лагеря подобно вышке.
Кстати, о вышках, я быстро взглянул на одну из них, ближайшую ко мне, она оказалась пуста. Решение пришло мгновенно. Надо лезть наверх, а оттуда уже вступать в бой, иначе ничего не понять. Зрение у меня отличное, очки не ношу, карабин дальнобойный, в отличие от пистолета, патроны есть. А если всё есть, тогда вперёд.
Закинув за спину карабин, я бросился к вышке и, обхватив руками перекладины лестницы, стал быстро карабкаться наверх, пытаясь уследить за всем происходящим вокруг. Получалось не ахти, но и взбирался я не целую вечность, а от силы одну минуту.
Как только я оказался наверху, мне открылась неприглядная картина внезапного нападения бандитов. И в эту минуту я остро пожалел, что все пулемёты уже уехали из лагеря, а как бы мне пригодился сейчас один из них!
Тем временем бандиты, коих тут наблюдалось человек десять или даже больше, атаковали здание штаба, в котором кто-то ещё имел смелость обороняться. Тут и там находились тела убитых и раненых, валялись опрокинутые повозки, на боку лежала полевая кухня, где нам готовили еду. Не успели её увезти, впрягли, да так и бросили, вернее, лошадь, испугавшись выстрелов, оборвала постромки, опрокинула возок и умчалась, куда глаза глядят.
Сняв с себя карабин, я глянул на три другие вышки. Одна располагалась слишком далеко от меня, и я не видел, есть ли кто-то вообще на ней, а две другие стояли намного ближе, и обе оказались пусты, что мне и требовалось. Снизу меня сейчас защищали доски и неудобство стрельбы по мне, а сверху могли снять только с таких же вышек, на которых никого не наблюдалось.
Положив карабин на перила вышки, я тщательно прицелился, выискивая наиболее удобную мишень. Меня никто не заметил, и я спокойно наводил прицел. Некая благость опустилась на меня, которую трудно было ожидать в моём состоянии, но право праведного гнева, что зрело во мне давно, сейчас нашло естественный выход, и я успокоился.