Предложение джентльмена
Шрифт:
— Неуместным?! — крикнул он. — Я влюбился в тебя два года назад, а тебе это показалось неуместным?!
— Может быть, ты все-таки поможешь мне снять шарф? — прошептала она.
— Оставайся слепой!
— Бенедикт, я…
— Как я был слеп весь этот месяц! — сердито продолжал он. — Посмотрим, как тебе это понравится.
— И вовсе ты не влюбился в меня два года назад, — бросила Софи, пытаясь снять шарф.
— Откуда ты знаешь? Ты же сбежала.
— Я должна была сбежать! — крикнула она. — У меня не было другого выхода!
— У
— Тебе легко говорить! — вспылила Софи. — Тебе, у которого всегда все было! А я должна была… Уф! — Наконец-то ей удалось стащить шарфы, и теперь они болтались у нее на шее.
Свет ударил ей в глаза, и Софи заморгала, но тут взгляд ее упал на лицо Бенедикта, и она поспешно сделала шаг назад.
Глаза его метали молнии, и в то же время в них застыла такая боль, что Софи поразилась.
— Рад видеть тебя, Софи, — проговорил Бенедикт подозрительно тихим голосом. — Если, конечно, это твое настоящее имя.
Софи кивнула.
— Кстати, — заметил Бенедикт чуть более небрежным тоном, чем следовало бы, — если ты попала на этот маскарад, значит, ты никакая не горничная?
— Я горничная, — поспешно сказала Софи. — Я не имела права там быть.
— Это все не так уж важно. Самое главное — ты мне солгала.
— Я должна была это сделать, — прошептала Софи.
— Да будет тебе! Что бы случилось такого ужасного, если бы ты мне открылась?
Софи молчала, не зная, что сказать. Здесь, в детской, когда он стоял рядом, дыша праведным гневом, она никак не могла вспомнить, почему решила скрыть от него, что она та самая таинственная незнакомка с бала-маскарада. Может быть, боялась, что он захочет сделать ее своей любовницей? Но это все равно произошло.
А может быть, сначала просто побоялась, а потом посчитала, что уже поздно? Если бы она, уже попав в дом его матери, призналась, кто она такая на самом деле, он бы наверняка пришел в ярость и накинулся бы на нее за то, что она ему сразу об этом не сказала. Что, собственно, сейчас и происходит, подтверждая тем самым ее правоту.
А может быть, все дело в том, что ее гордость была уязвлена. Она испытала острое разочарование оттого, что он сам ее не узнал. Если та ночь на балу-маскараде имела такое же огромное значение для него, какое имела для нее, почему он тотчас же ее не узнал? Два года она мечтала о встрече с ним. Два года каждую ночь видела его во сне. А он, увидев ее, не узнал…
А может быть, все гораздо проще? Может быть, она просто хотела себя обезопасить?. Не зная почему, она чувствовала себя в большей безопасности в образе безвестной горничной. Если бы Бенедикт знал, кто она такая — или по крайней мере знал, что она и есть та самая таинственная незнакомка с бала-маскарада, — он стал бы преследовать ее. Упорно преследовать.
Конечно, он преследовал ее и считая горничной, но это совсем другое. Софи была в этом совершенно
Но ее мечты, как и мечты служанки, никогда не сбудутся. Софи понимала, что чем больше она будет мечтать, тем большую боль принесут ей эти мечты. И всякий раз, когда она уже вот-вот была готова выдать свою тайну, она останавливалась, чувствуя, что, если скажет Бенедикту правду, сердце ее будет навеки разбито.
«Что сейчас и произошло», — с горечью подумала Софи.
— Я искал тебя. — Тихий, проникновенный голос Бенедикта,
Глаза Софи изумленно расширились и наполнились слезами.
— Искал? — прошептала она.
— Целых полгода, черт подери! Но ты как сквозь землю провалилась.
— Мне некуда было идти, — сказала Софи, сама не понимая, почему ему это говорит.
— У тебя был я!
Слова тяжело повисли в воздухе. Наконец Софи, в запоздалом порыве честности, проговорила:
— Я не знала, что ты меня искал. Но… но… — Она запнулась и закрыла глаза: так вдруг стало больно.
— Но что?
Софи судорожно сглотнула и, открыв глаза, поспешно отвела их в сторону, опасаясь смотреть Бенедикту в лицо.
— Даже если бы я знала, что ты меня ищешь, я бы не позволила тебе меня найти.
— Я тебе настолько неприятен?
— Нет! — выкрикнула Софи, взглянув ему прямо в глаза. В них застыла боль. Бенедикт умело ее прятал, но Софи уже достаточно хорошо его знала, чтобы разглядеть ее. — Нет, — повторила она, пытаясь говорить спокойным, ровным голосом. — Вовсе не поэтому.
— Тогда почему?
— Мы с тобой, Бенедикт, принадлежим к разным мирам. Уже тогда, когда мы с тобой впервые встретились, я знала, что у нас с тобой не может быть общего будущего. Тешить себя несбыточной мечтой? Нет, я не могла на это пойти. Это было бы слишком больно.
— Кто ты? — неожиданно спросил Бенедикт. Софи уставилась на него, застыв на месте.
— Скажи мне, кто ты? То, что ты не горничная, — это совершенно очевидно, черт подери!
— Я именно та, за которую себя выдаю, — проговорила Софи и, ощущая на себе яростный взгляд Бенедикта, поспешно прибавила:
— Почти.
Бенедикт шагнул к ней.
— Кто ты?
Софи попятилась.
— Я Софи Бекетт.
— Кто ты?!
— С четырнадцати лет я была служанкой.
— А до того кем ты была?
— Незаконнорожденной дочерью, — едва слышно прошептала Софи.
— Чьей?
— А это имеет какое-то значение?
Бенедикт угрожающе выпрямился.
— Для меня имеет.
Софи почувствовала, что сопротивление ее ослабевает. Она никак не ожидала, что он будет так настойчив.