Предназначение
Шрифт:
Ее тело неожиданно обмякло и, тяжелея, выскользнуло из рук. И боясь уронить ее, он упал на колени. А ее руки уже торопясь, рвали ремни на его подкольчужнике и пряжку на поясном ремне, срывали с него одежду. Губы летали по его телу, а руки бесстыдно мяли и гладили его. Два тела слились воедино. И Влада вскрикнула, застонала, а тело ее содрогнулось от счастья и упоительного восторга.
Глава 12
Как долго все это длилось не смог бы ни сказать не один из них. Очнулись словно из глубокого омута вынырнули. По крайней мере, он. Открыл глаза,
– Не торопись, сладкий мой. – Проворковала она в ухо, закрывая в смущении глаза. – Дай с силами собраться. Я и рукой пошевелить не могу.
Ее колено на его ногах. И вот она уже почти лежит на нем.
– А я то думала, почему мои девки – срамницы хихикают по утрам и глаза блудливо в сторону уводят. И краснеют, подлые, от счастья. Теперь же изведала. Всю то ты меня выпил до самого донышка. А легко то как, Радо! Радость моя…
Завозилась, прилаживаясь удобнее к его телу. Колено невольно поднялось выше по его ноге, а рука опустилась ниже. И снова утянул их черный омут, из которого не вынырнуть, не выбраться.
– Мой ты, мой… - Исступленно шепчет она, задыхаясь от, переполнявшего ее счастья. – Следом пойду. Чтобы ни чей подлый глаз тебя не коснулся, чтобы ни чья рука тебя не задела. Как нитка за иголкой потянусь.
Спали или нет, спроси и не скажут.
Радогор открыл глаза. А над головой черный лаз на месяц смотрит. Или ее глаза синим светом светятся. Лежит, вольно раскинувшись. Ночь – подружка на верху. И нет нужды стыдиться стыдной наготоы. А если еще что – то было бы на ней, так и то бы сняла. Лишь бы только смотрел на нее своими серыми глазами без устали и наглядеться не мог.
– Пора, Ладушка. – Прошептал он, касаясь губами щеки. – Не поспеем ко времени.
Его рука медленно и осторожно скользит по телу.
– Пора…
Рука замерла на груди и грудь сама спряталась в его ладони.
– Не уйдем сейчас, так и седьмицу отсюда не выберемся.
– Не выберемся. – Дремотно соглашается она.
И затихла, чувствуя, как его чуткие пальцы, щекоча кожу, перебираются по животу все ниже, волнуя нежный пушок. Подалась руке навстречу. Застонала… Только бы не убрал он своей руки!
– И не выберемся!
Прижалась к его руке, удерживая своей. А губами жадно потянулась к его губам.
– Стыдное делаю, а не стыдно – Шепчет ему в ухо. – Утонула бы в тебе. Если бы ты только знал, что я передумала, сидя на твоих руках. Аж телу было жарко. А сердцу тесно. И самой совестно. А оно думается и думается. А наяву, так еще слаще, как и не придумаешь.
У Радогора глаза слипаются. И не понятно от чего. От усталости, так нет ее. Тогда от чего.
– А ты спи, спи. Только рук не убирай. А держи меня крепче.
Рассвет брезжит, а они все друг другом не насытятся. И лишь изредка вспоминают.
– Пора…
– Пора, Радо!
И еще крепче прижимает его своим телом к цветочному ложу. И не встать, не оторваться ему от этого жаркого тела, как бы не хотел. А и хотел ли?
– Мавка. – Шепчет
– Мавка! – С радостью соглашается она. – А ты не верил, когда говорила тебе, что заманю.
Волосы скатываются по плечам на его лицо. А тело жадно тянется к его рукам, чтобы снова и снова утонуть, раствориться в беспамятстве первой девичьей любви.
За лазом то жалобно скулит, потеряв терпение, Ягодка, то ворчит сердито, страдая от мук голода.
Только что рассвет в их прибежище заглядывал бесстыдно, срамник этакий, а глядь, уж снова ночь опустилась.
Влада села, оперлась на руку и заглянула в его глаза. Груди, отяжелевшие за ночь, в лицо уставились. Так и просятся в руки.
Поймала его взгляд и весело, переливчато, рассмеялась.
– Тесно им стало в коже, так и вылетели бы наружу и пали тебе в ладошки.
Раскраснелась от своей дерзкой прямоты и спряталась на его плече.
– Есть хочется так, что хоть от тебя по кусочку откусывай и глотай не пережевывая. – Все с тем же смехом проговорила она. И острыми зубками попробовала прикусить грудь. Но зубки скользнули, как по железу.
– У – у – у…
– А кто тебя понесет, если обкусаешь? – Улыбнулся он, поднимаясь. И, наконец – то, почувствовал усталость. Но не ту, от которой плечи ломит и спина ноет. А другую, веселую и ненадоедливую.
– Ты еще и нести можешь? – Удивилась она, не пряча взгляда, разглядывая его сильное, гибкое тело.
Ухватилась двумя руками за его ладонь и настойчиво потянула к себе. Щека коснулась чего – то твердого и упругого. Отстранилась и бездумно провела рукой. И сразу же тело забилось в судорогах. Зарделась и откинулась на спину, увлекая его за собой.
«Ему можно, а мне нет?» - Шало подумала она, глядя в его лицо бессовестными, как ей казалось, глазами.
Но скоро, скорее, чем хотелось бы ей, она уснула, совершенно обессиленная, свернувшись на груди под его рукой и закинув ногу на его живот. Проснулась неожиданно быстро. Только вроде глаза закрыла, а он уже стоит на ногах и зашнуровывает свой подкольчужник. Сквозь ресницы, не помня о своей наготе, следила за ним, чувствуя, как снова бешено колотится ее сердце. Затянулся широким поясным ремнем, повязал волосы ремешком через лоб, перевязь с мечом легла на плечи. Дивный витязь из чужих далеких земель! У наших рубаха из – под доспеха ниже колен, меч в ногах путается. И бородища веником. У Радогора же все ладно. И все к месту.
– Вставай, Ладушка. – Не оборачиваясь, мягко сказал он, почувствовав на себе ее взгляд.
И не утерпев, оглянулся и, не скрывая удовольствия, посмотрел на ее тело.
– Не смотри на меня так, Радо. Совестно.
– И почему бы? – улыбнулся он, туже затягивая перевязь с мечом.
– А вдруг опять не утерплю? – Прошептала она и отвела взгляд в сторону. – Сил нет, до чего изголодалась.
Натянула на себя рубаху и кинулась к ручью. Вернулась с порозовевшим лицом и повеселевшими глазами. А на холстине ее ждала их незатейливая еда. Пока урча и постанывая от удовольствия глотала мясо кусок за куском, он перетягивал ее ступни. И не утерпев, коснулся колена и перебрался к бедру. Перестав есть, она наклонив голову, следила за его рукой, забыв совсем, что так и не успела надеть портки. Но рука неожиданно остановилась, так и не добравшись до тайного.