Предназначение
Шрифт:
С трудом сдержала вздох разочарования.
– Пора, Ладушка. – Повторил он снова, - Сидим здесь, а беда навстречу торопится. Бэр наш затемно, устав ждать, ушел.
– Тогда уж лучше здесь ее ждать, чем к ней бежать. – Без всякой надежды невнятно проговорила, дожевывая остатки мяса. И попросила. – Отвернись, Радо, я в портки залезу.
– А вот и не отвернусь – Улыбнулся он, подразнивая ее. – так лезь.
– Уж и без того высмотрел, что было. А нет, так потом досмотришь. Ответила она и стыдливо потупила глаза. – Не завтра
И вытянула руки ему навстречу, подставляя ему себя. И, устроившись на руках, проворковала.
– Ничего не утаю, не скрою. Все, что есть твое будет.
И заскользила губами по щеке.
– Не дразни. Брошу, Лада. – Взмолился он. – Тогда нам и вовсе не дойти. Или сама не видишь, через силу креплюсь?
Зашлась в счастливом смехе, откинулась спиной на руках и заглянула в глаза. А в них хмель бродит. Без вина пьяный. И удовлетворенно кивнула головой.
– Так тебе и надо. А мне, думаешь, легко было?
Не сказала. Только подумала, надеясь, что и так услышит.
А он уже торопился от ольхи, неся свою невесомую ношу. А Влада, глядя в сторону их убежища, не переставая шептала.
– Спасибо тебе, мать – ольха. Все, что сказала тебе, все исполню. Сын – Ольх. Дочь будет – Ольхой, Ольгой назову.
Радогор же уже не шел, бежал, легко, и почти не касаясь земли. И лицо, видела княжна, с каждым шагом каменеет. А глаза наливались зимней стужей.
– Притомишься, Радо. – Прошептала она ему на ухо, проклиная, на чем свет стоит себя и свое бесстыдное тело. – Пусти меня, ногами пойду.
Его тревога передалась и ей.
Но он промолчал, словно не слыша ее слов. Побелевшие губы выплевывали непонятные слова, а пальцы под ее телом сплетались в узлы. И лоб его начал быстро покрываться испариной, которая тут же белела и скатывалась льдинками по лицу на ее грудь и плечи.
– Пересидели! – Услышала она его голос.
Не останавливаясь и не разжимая рук, вытянул шею, свел брови к переносице и изо рта вырвался грозный рев матерого бэра.
«И сам лицом стал похож на того бэра». – Подумала она, и от непонятного страха вжалась в его плечо.
Новый рык раскатился над лесом.
Почти сразу же услышала ответный рев. Затем еще один, и еще…
А Радогор не бежал, летел, как стрела, выпущенная из его рогового лука.
– Сожми оберег в руке, княжна. Только крепче сожми, чтобы не выронить, не выпустить.
Из леса, догоняя их, вынесся Ягодка. И не Ягодка. Не узнать его. Свирепый могучий бэр с оскаленной мордой, готовый к смертельной схватке. А со всех сторон их окружали еще десятки бэрьих глаз.
Не останавливаясь, Радогор перебросил ее на спину бэра. И что – то проворчал по бэрьи, коротко, но властно. И скрылся между деревьев. Ягодка был уязвлен, но спорить уже было не с кем. Послушно остановился, скосил на не сердитый взгляд, потоптался на месте и боком, косолопя, свернул в сторону. Его приятели, откликнувшиеся на зов Радогора, потянулись за ним, держась
– Кто ты, враг мой?
От напряжения глаза Радогора затянула багровая пелена. А сквозь пелену, ему показалось, что видит то же лицо, или оскаленную морду свирепого зверя, что и ночью между угольев и пепла костра. Те же закрученные бычьи рога, те же горящие красные глаза и кабаньи клыки. А дальше уж совсем дико. Могучее человеческое тело с неохватной грудью. Длинные когтистые лапы на зверином туловище. И крылья. Несется по воздух навстречу ему. Отталкиваясь от облаков могучими лапами и молотя крыльями.
– Я тот, чей меч ты носишь не по праву.
– По праву силы в честном бою взял этот меч старый волхв Вран. А от него перешел ко мне. Назови свое имя, чтобы знать с кем в бою доведется столкнуться.
Глаза в красном мареве земли не видят.
– Что имя? Звук пустой… Сказал, и ветром унесло. И знал ли я его сам, рожденный в древнем огне? Дело помнится, а имя?
Взмах гигантских крыльев перенес чудовище через реку. Оттолкнулся без задержки и он уже над лесом.
– Когда –то, когда я владел этим мечом, люди внимали моим словам, как богу. Неисчислимым тьмами приносили они себя в жертву на алтарях, которые посвящали мне. Стонала земля, когда гнали они стада, чтобы вымолить мою милость. Но завладели мечом мои недруги и исчезло мое имя из людской памяти.
Намолчался, говорит без умолку. Спешит, торопится, слова глотает. Уж не речь людская, рев звериный.
– И расколет меч снова этот мир и перемешает все народы, и тогда вспомнят мое имя. И содрогнутся в ужасе миры…
Веселый дядя, нечего сказать!
Не зря прятал дедко Вран меч под дубовой домовиной. И тот поединщик с умыслом расплатился с ним мечом. Знать угадали его тайную силу. А он, в который уж раз пожалел, поторопился явить его свету, чтобы этот рогатый увидел. А уродина каких поискать.
Услышал. И обиделся. А чтобы он такого сказал?
– Я не всегда таким был. Таким меня сделала людская молва.
Обида прямо таки клокочет у зверя в груди и жаром выплескивается на лес, на землю.
– Таким видели меня люди в своих черных снах, когда проходил я через их земли со своим войском, смертью открывая пути к обновлению мира. Ведь только тогда рождается новое и совершенное, когда умирает старое, никчемное.
Так и сыплет словами, приближаясь к нему гигантскими прыжками.
– Волчья стая?
– Право вожака!
– Но и вожак дряхлеет…
– Я всегда был молод, пока моя рука сжимала этот меч. И теперь я его нашел. Он вернет мне мое тело вместе с прежней силой.
– Куда тебе больше?
Нестерпимо горячий воздух сжигает заживо. Дышать было почти невозможно. Губы полопались от жара и кровь запеклась на них. Но он бежал все ускоряя свой бег, чтобы опередить уродливое и грозное существо.
– Никогда бы не поверил, что простой меч способен на такое.