Предыстория под знаком вопроса
Шрифт:
Какие основания имеют историки для уверенности в том, что в прошедшие века на пути формирования достоверных картин прошлого не стояли еще более мощные силы, которые в условиях отсутствия СМИ могли почти произвольно формировать картины прошлого в своих собственных интересах, могли еще эффективнее, чем в наше время воздействовать на формирование памяти поколений о прошедших войнах и прочих важных событиях?
Особое внимание в книге уделяется именно феномену памяти как «особого предмета научного изучения и осмысливания» (стр. 4). Иными словами, в книге идет речь о возникновении одной из моделей прошлого во всем ее многообразии. По крайней мере в России историческая память, т.е. процесс оформления модели прошлого, лишь в отдельных немногочисленных случаях воспринимается как «отдельный предмет общественного обсуждения и научного
Целью книги является не переписывание истории Второй мировой войны, а изучение процесса становления моделей прошлого в течение прошедших после ее окончания 60 лет. Задается вопрос о том, как трансформировались объем, содержание и структуры моделей этой войны, «как память становилась ареной политической борьбы и весомой ставкой в геополитической игре». (стр. 7). Во введении к книге поясняется, что речь в ней идет о сегодняшнем дне и далее раскрывается, о чем книга в частности:
«О том, как отдельные фрагменты прошлого вытеснялись в глубь общественного и индивидуального сознания, а на их месте создавались «новые» воспоминания, как вытесненное вновь всплывало, и подчас в сильно преображенном виде. О том, как прошлое живет в настоящем, отбрасывая свою тень в будущее. О том, как вытеснение из социальной памяти травматичных моментов прошлого соседствует с их продуктивной исторической проработкой. О коллективной памяти и об отношении людей к своему и чужому прошлому. О функциях памяти и о формах ее воплощения в литературе, кинематографе и музыкальных произведениях, монументальных мемориалах и архивах, устных и письменных свидетельствах, правительственных и неправительственных организациях и, наконец, в средствах массовой информации. О сегодняшних «войнах памяти», разворачивающихся как между отдельными странами, так и между отдельными социальными группами.» (стр. 7)
Замените здесь слово «память» на слова «модель прошлого» и вы получите перечисление разных форм жизни и динамики наших исторических представлений о конкретном масштабном историческом событии. Впрочем речь идет даже не о самой модели прошлого, а о динамике этих моделей, о закономерностях их изменения и вариации. И здесь современная Россия еще не ушла далеко от Советского Союза:
«Память о Великой Отечественной войне еще редко осознается как вопрос, не совпадающий с изучением истории войны и признанием ее «государственного значения». Предлагаемые историками новые трактовки военной истории зачастую воспринимаются как «осквернение памяти». [...] Но главное — голос воевавшего народа, голоса ветеранов войны по-прежнему узурпирует верховная власть. На создание виртуальной реальности «нашего славного боевого прошлого», к которой и будут апеллировать готовящиеся празднества по случаю 60-летия Победы, тратятся средства, не сопоставимые с теми, что идут на повседневные нужды победивших ветеранов. Сегодня, так же как и в советское время, память о войне скорее служит легитимации политического режима, нежели имеет непосредственное отношение к самой войне. Контроль над прошлым оказывается необходимым условием контроля над настоящим. […] В преддверии юбилея было прекращено расследование расстрела польских офицеров в Катыни. Пакт между Гитлером и Сталиным «выпал» из памяти общества так же, как и террор, проводившийся советскими оккупационными властями на аннексированных территориях в Восточной Европе. Забыты советские военнопленные — жертвы двух диктатур, «освобожденные» из гитлеровских лагерей для того, чтобы мгновенно оказаться в сталинских. Забыт, наконец, тот режим несвободы, который был установлен в результате победы над Германией в оккупированных советскими войсками странах Восточной Европы, что по-прежнему осложняет сближение между Россией и странами бывшего «соцлагеря».» (стр.8-10)
Я не в состоянии пересказать здесь самые интересные наблюдения за процессом формирования коллективной памяти, представленные в 40 с лишним отдельных статьях сборника, а также в изложении дискуссии на тему о памяти о войне в современных российских СМИ и в материале об исторических документальных фильмах немецкого телевидения. Хочу только отметить, что подмеченные в сборнике трудности на
Таким образом, искажение картины событий – черта, присущая самым разным политическим режимам. О том, как в СССР, а затем в ставшей самостоятельным государством Российской Федерации формировалась официальная модель происходившего в ходе Афганской войны, рассказано в статье Натальи Даниловой «Мемориальная версия Афганской войны (1979-1989 годы)» на стр. 262-281 сборника. В политике государства, грубо контролировавшего во все годы войны советские СМИ, автор выделяет четыре основных этапа:
1. Замалчивание военного характера операций в Афганистане (1979-83 гг.).
2. Вынужденное (из-за многотысячных потерь) признание участия в войне, замаскированное уткой об Ограниченном контингенте советских войск, временно находящихся в – на самом деле оккупированной - Демократической Республике Афганистан (с начала 1982 г. по начало перестройки).
3. Героизация советских участников военных операций в Афганистане (1988-1994 гг.).
4. Попытка легализации Афганской войны путем приравнивания ее ветеранов, как и ветеранов других тайных войн Советского Союза (Греческой гражданской, Корейской, Вьетнамской, Ангольской гражданской и т.п.), к ветеранам Великой Отечественной Войны, и придания ей «нормального» и легитимного характера (с 1994 г. по наши дни).
Я рассказываю об этом не для того, чтобы еще раз заклеймить позором искажавших историю лгунов из Политбюро Компартии СССР, а чтобы показать, как на протяжении одного единственного поколения одна за другой возникали и наполнялись «историческими» доказательствами четыре разные версии одного и того же исторического события. И если кто-либо думает, что в прошлом каким-то сверхобъективным историкам кто-то позволял писать совершенно объективные хроники тогдашних войн и правдиво описывать иные события и что этим хроникам позволяли спокойно пылиться на полках в течение столетий, то я могу только поразиться наивности таких оптимистов, верящих в близость к истине пресловутой ТИ.
Аксиоматичность традиционной истории
Аксиома по определению недоказуема.
Аксиома – от греческого: суждение, «считающееся достойным».
Аксиома это то , что не требует доказательства, то что явно, а иначе ПРОГНОЗИРУЕМО в каких-то граничных условиях, достаточно широких, привязанных к его физической сущности и интеллекту. И эти граничные условия могут быть разными. В реальном обучении аксиому преподносят на уровне ВЕРЫ. Это есть, и не требует доказательств, размышлений. Нечто религиозное.
Но не очень заостряется внимание, на основе чего построена и преподносится как почти АКСИОМА эта модель.
Это не как в науке, где аксиома – это аксиома, пока не приходит столько отрицающих эту аксиому факторов, что нечего делать – и заменяют всю науку.
Из интернета
Поиск в интернете по ключевым словам «аксиоматичность истории» и «аксиоматичность хронологии» никакого результата не дал. Не помогло и введение в поисковую машину вариантов поиска по словам «Аксиоматическая история», «Аксиоматическая хронология» и «Аксиомы хронологии». Только, когда я задал словосочетание «Аксиомы истории» появились первые признаки того, что Интернет еще жив. В восьми найденных текстах это словосочетание использовалось в таких, например, выражениях:
• Разжадничались, разжирели, аксиомы истории забыли: НЕ ПИЛИ СУК, НА КОТОРОМ СИДИШЬ.
• Вообще, история не наука, но постепенно стали вырисовываться некоторые «истины и аксиомы» истории.
• Публикация вводит в научный оборот уникальные тексты, позволяющие во многом переоценить некоторые аксиомы истории русско-советской культуры.
• Ты хочешь сказать, что каждому надо быть историком, чтобы знать основные аксиомы истории, тем более современной?
• Аксиомы истории с течением времени становятся настолько привычными, что их уже невольно подвергают сомнению.
• Это бесспорные аксиомы истории и современных реальностей мира.