Прекрасная голубая смерть
Шрифт:
— Нет-нет, просто перед уходом возьмите деньги с моего туалетного столика.
— Как скажете, сэр.
— Удачной охоты, Грэхем.
— И вам того же, сэр.
Ленокс улыбнулся и неторопливо поднялся по лестнице, на ходу догрызая яблоко. Он решил сначала отправиться к Мак-Коннеллу узнать про стакан со стола Пру Смит. Наверху он принял ванну, оделся, а потом попросил горничную распорядиться, чтобы подали карету.
Два вечера тому назад он забрал стакан из комнаты Пру Смит и отдал его Мак-Коннеллу, хотя, делая это, понимал, что делать это нехорошо. Однако у него был лишь краткий промежуток времени, чтобы действовать. Итедер, без
Угрюмый слуга по фамилии Шрив, если он ее верно помнил, проводил Ленокса в обширную столовую Мак-Коннелла, когда он приехал в дом на Бонд-стрит, здание настолько массивное, что мнилось, будто оно занимает весь квартал. Самого Мак-Коннелла в наличии не оказалось, но в конце длинного обеденного стола сидела Тото, ела жареный хлебец, выглядевший огромным в ее изящных пальчиках, и читала томик, прелестно переплетенный в золотую парчу.
— Чарльз! — сказала она, увидев его, положила все, что оказалось у нее в руках (книгу на тарелку, хлебец на ближайший стул), и подбежала к нему. — Милый Чарльз!
— Как ты, Тото?
— Как милая тетя Джейн? Почему она не приехала повидать меня? Я заезжала к ней два дня назад, а она не приехала! Ах, а как вы, Чарльз? Я знаю, вы расследуете какое-то дело. Томас возился с каким-то глупым стаканом весь день и всю ночь и возбужденно бормотал о подозреваемых и тому подобном, вот почему он сейчас спит, а я вынуждена завтракать в полном одиночестве за этим колоссальным столом, будто запертая в башне принцесса.
Она была словно что-то хрупкое, маленькое и прекрасное, что можно найти в джунглях, живущее в вечном сиянии, какими бы ливневыми ни были муссоны, а хищники — свирепыми. Никакая буря не прикасалась к ее красоте. Ленокс знал ее со дня, когда она родилась. Он дружил с ее отцом со школы — и даже раньше, сообразил он вдруг. Их собственные отцы заседали в Парламенте задолго до того, как Тото появилась на свет.
— Может быть, — сказал он, — стол будет казаться менее колоссальным, если я посижу за ним с тобой.
— Ах, пожалуйста! И, Шрив, разбудите Томаса и скажите, чтобы он спустился вниз как можно быстрее или еще быстрее, и подайте тарелку, вилки и все прочее для мистера Ленокса, будьте так добры. — Чуть Шрив вышел, как она зашептала: — Так тяжко, Чарльз, быть обремененной самым угрюмым дворецким во всем Лондоне и терпеть, когда он смотрит на тебя, будто безмозглый людоед, но Томас говорит, что мы должны терпеть его по какой-то причине. Его нам отдал мой отец.
— И сетует на это при всяком удобном случае, моя дорогая. На днях он сказал мне, что будь он проклят, если бы снова с ним расстался.
— В таком случае пусть бы забрал его обратно! — Тото взяла хлебец со стула, отложила книгу и налила Леноксу чашку чая. — Когда Томас спустится, будет кофе, но я пью только чай. Он говорит, что нелюбовь к кофе отдает низшими сословиями, а я его не люблю, вот так-то, а как по-вашему?
— Я не терплю кофе. Будем вместе низшим сословием, Тото.
— Враль! Вы только кофе и пьете, и я это знаю, но, тем не менее, я согласна на ваше предложение. Омлет?
— Я только сейчас позавтракал.
— Вздор. Шрив, или кто там готовит омлет, готовит его отлично.
Они ели и болтали, а пятнадцать минут спустя вошел Мак-Коннелл, заметно рано для него, и в костюме. Он поздоровался,
— Показать тебе? — спросил он Ленокса.
— Конечно.
— Ах вы такие-сякие, — сказала Тото. — Сядь и поешь.
— Мы не можем, — возразил Мак-Коннелл, — у нас…
— Я знаю: ваше противное расследование. Тогда прощайте.
Она встала, вскинула руку на шею Чарльза, а затем взяла свою книгу, которая было приютилась на заблудшей колбаске, и снова принялась читать. Ленокс, ощущая тот подъем духа, который всегда испытывал, когда бывал с ней, вышел с Мак-Коннеллом из столовой. Они прошли по коридору и вверх по короткой лестнице к кабинету.
Отпирая дверь, Мак-Коннелл сказал:
— Поразительно, что она была неграмотной.
— Ты получил мою записку? — сказал Ленокс.
— Получил.
— Да, это поразительно.
— Что из этого следует, как ты думаешь? — спросил Мак-Коннелл.
Ленокс прикинул.
— Либо убийца ее не знал, либо он не знал ее настолько хорошо, насколько ему казалось.
Глава 14
Кабинет Мак-Коннелла был, как и все другие комнаты в этом доме, чуть-чуть больше, чем посильно вообразить какую бы то ни было комнату. Потолок взмывал в воздух на двадцать пять футов, а все четыре стены были отделаны панелями темно-красного дерева. В дальнем конце комнаты размещалась лаборатория Мак-Коннелла, расположившись на нескольких столах, один из которых был уставлен химикалиями, а на другом красовались каракатицы в стеклянных банках, образцы водорослей и прочее в таком же роде. Слева был высокий каменный камин в окружении кожаных кресел и оттоманок с единственной кушеткой, на которой Мак-Коннелл в самые черные свои дни дремал всю ночь, просыпаясь, чтобы выпить или уставиться на огонь. Справа у выходящего на улицу окна стоял его письменный стол.
Наиболее броской особенностью комнаты была узкая винтовая лестница из мрамора с изваянным в ней херувимом. Она вела на галерею, которая опоясывала комнату со всех четырех сторон. Галерею огораживали тонкие перила, но там стояли стулья и столы, словно бы нависавшие над нижним ярусом. Позади них располагались ряды шкафов с книгами Мак-Коннелла. Его коньком было коллекционирование первых изданий ранних английских и латинских научных трактатов, и ему удалось заполнить многие полки, так что, стоя на середине нижнего яруса, можно было созерцать всю вселенную вверху маленькой лестницы. Именно здесь Мак-Коннелл угощал своих гостей чаем, но этому своему утреннему гостю он не предложил ничего, верно предположив, что Ленокса угостила Тото.
Доктор любил повторять, что это единственное место в доме, на которое Тото не наложила свой отпечаток, и, хотя у Ленокса ни на секунду не возникло желания сказать что-либо об их браке ни ему, ни ей, он заметил, что последнее время по мелочам Тото начала налагать свой отпечаток на кабинет. Ленокс догадывался, что именно она распорядилась внести сюда поздний розмарин, этот цветок воспоминаний — он не мог представить себе, чтобы Мак-Коннелл принес его сюда сам, — и на стенах появились картины. Дикие лошади в долинах Шотландии, родного края Мак-Коннелла. Шотландия всегда разделяла их, однако Тото заказала эти картины. Ленокс знал, что именно такой знак примирения могла скорее всего она сделать.