Прекрасная, как река
Шрифт:
– Мне не хватает твоих шуток. Ладно, отключайся. Это же межгород, ты разоришься. И перестань волноваться: между Шарлем и мной ничего такого не было. Удачи! Люблю тебя!
– И я тебя.
Этьен заждался меня – он стоял прислонившись к машине и скрестив руки. Жюли пошла прогуляться по берегу реки. Подойдя к машине, я посмотрелась в стекло и вытерла слегка потекшую тушь.
– Не слишком ли много звонков для субботнего утра? Может, тебе нанять менеджера?
Этьен уже несколько лет не занимался моей карьерой художника, но никак не хотел смириться с тем, что больше
– К нам приедет Шарль, он расскажет о состоянии дома поконкретнее.
– Круто! Я больше не буду одним мужиком на всех.
– Да, жаль, что его тут вчера не было. У него же ручищи лесоруба – помог бы тебе превратить Марселя в лепешку.
Этьен в отчаянии вознес руки к небу. Глядя на него, я рассмеялась.
– Какая же ты зануда!
Вдалеке послышался крик Жюли:
– Этьен! Фабьена! Идите сюда!
Это глупо, но я впервые в жизни заметила, как схожи наши имена. Мы побежали к берегу реки, там Жюли указывала на что-то в воде.
– Смотрите!
В нескольких метрах от берега плавала бутылка. Этьена это, похоже, не особо впечатлило.
– Ну бутылка, и что?
Жюли толкнула его локтем.
– Присмотрись! Там внутри лист бумаги!
Не знаю, чего мы ждали, прежде чем полезть за бутылкой, но какое-то время все трое наблюдали за тем, как она кружится в воде. Большая волна подтолкнула ее к нам, и я, нагнувшись, выловила ее. Этьену, которому еще секунду назад было абсолютно наплевать на бутылку, теперь не терпелось ее открыть.
Это и вправду был свернутый лист бумаги в бутылке из-под вина. Мы сели на землю, как трое детей перед сокровищем, и я изо всех сил потянула пробку. Когда мы перевернули бутылку, бумажный цилиндр застрял в горлышке, и я аккуратно его извлекла. Это был длинный, плотно свернутый лист.
– Серьезно?! – воскликнула Жюли. – Знала бы, оставила бы ее в воде. Очень надо читать оскорбления с утра пораньше!
Этьен заключил ее в объятия и сказал:
– А ты думала, там выигрышные номера лотереи? Дети баловались, и все. Когда мы с Фабьеной были маленькими, делали вещи и похуже.
Я порылась в сумке в поисках карандаша. Перевернув лист, написала на обороте:
Жюли взяла лист и прочитала мой ответ.
– Что? Какое сокровище?
– Его нет. Просто чтобы их запутать.
– Странно.
Давно мне этого не говорили. Я машинально закатила глаза.
С полчаса мы гуляли вдоль берега реки, собирая ракушки и камни. Мне не хватило карманов, чтобы унести всю добычу, но оставить ее было даже приятно. Я подумала: повезло этой красоте – провести
Мы вернулись к дуплексу, и Этьен припарковал машину у входа. Для меня это было символическое действие – мы как бы официально уведомили соседей, кто теперь владелец.
Здание смотрелось великолепно, солнечные лучи падали на жестяную крышу, и были заметны все дефекты фасада. Белая краска облупилась, окна кое-где треснули, крыльцо угрожало не выдержать еще одной зимы без ремонта, клумбам перед домом не хватало ухода и тюльпанов.
У меня была тысяча причин радостно избавиться от маминого наследства, но я не могла представить, что откажусь от дома. Какой безумец сделал бы это?
Хоть я и знала, что «Лунный круг» нес в себе негативную энергию, атмосфера в доме казалась другой. Да, там было грязно и пусто, но я знала: если мне помогут, у меня получится сделать из него уютное гнездышко. И все же, подумала я, не мешало бы сжечь несколько аромапалочек шалфея, чтобы очистить место.
Войдя, я открыла все окна. Спертый воздух не хотел просто так исчезать. Я спустилась узнать у Этьена, захватил ли он достаточно сильный освежитель воздуха. Этьен говорил с соседом.
– А, вот как раз и она. Знакомьтесь – Фабьена!
Этьен широко улыбнулся мне. Он знает, каких колоссальных усилий требует от меня поддержание разговора с незнакомцем.
– Добро пожаловать в Сент-Огюст, Фабьена. Я живу здесь уже шестьдесят четыре года! Абориген, как говорится. Приятно видеть по соседству молодых людей!
– А вы?..
– Фернан!
Я протянула ему руку, думая, что перед этим он наверняка пожал руку Этьену. Ладонь его была холодной и шершавой. Я на несколько секунд закрыла глаза, чтобы забыть это прикосновение. Ничего не могу с этим поделать – люблю людей, но, чтобы трогать их, мне надо их хорошо знать.
– Я рассказывал Этьену, что раньше тут была булочная. Очень удобно, каждое утро покупаешь свежий хлеб. Раньше – это когда я ребенком был, то есть давно! Вот сколько ты дала бы мне лет?
Глядя на него, я сморщила нос. Это у меня такой тик, он проявляется, когда я испытываю неловкость. На вид Фернану было шестьдесят с хвостиком. Высокий, худой, с седыми волосами, падающими на лоб и шею. Массивные дымчатые очки от солнца скрывали цвет его глаз, но достаточно было видеть его улыбку, чтобы понять: они у него лукавые. Глядя на его обувь, я тоже улыбнулась: на нем были великолепные красные адидасы с тремя белыми полосками сбоку. Не дожидаясь моего ответа, он подбоченился и, приподнявшись на носках, объявил:
– Мне семьдесят девять лет!
Я не могла оторвать взгляд от адидасов.
– Фернан, я влюбилась в вашу обувь.
Рассмеявшись, он снял очки и нагнулся посмотреть на свои ноги.
– Это благодаря внучке! Она любит водить меня по магазинам. Говорит, я самый крутой дедушка. Сейчас для этого немного нужно, правда? Пара башмаков – и ты крут!
– Вы выглядите безупречно!
– А знаешь, что в этом здании после булочной продавали? Угадай!
Фернану определенно нравились загадки. Обернувшись, я взглянула на дом.