Прекрасная, как река
Шрифт:
Мне вспомнились слова Денизы о маме: «кожа да кости». Я гадала, долго ли она решалась позвонить Этьену. Возможно, она уже пробовала уехать раньше. Возможно, Марсель проявлял к ней жестокость.
– Красиво, правда? Я влюбился в это место, как только впервые сюда приехал.
– Я точь-в-точь то же самое сказала Этьену и Жюли…
Когда мы остановились напротив клиники, я не удержалась и воскликнула:
– Ого!
Теперь было понятно, что имел в виду Жослен, когда говорил, что туристы принимают клинику за отель. Терраса действительно как в bed & breakfast [11] .
11
Отель,
У меня зазвонил телефон – как всегда, звоном церковных колоколов. Шарль расхохотался.
– Вот это рингтон, за ним явно какая-то история!
Я бы тоже засмеялась, если бы на экране высветился чей угодно номер, только не Фреда.
– Алло?
Тишина. Точнее, шуршание, будто он шел с телефоном в кармане. Подождав несколько секунд, я сбросила вызов.
– Наверное, ошиблись, молчат.
Шарль вынул ключ зажигания, отстегнул ремень и сказал:
– Идем, хочу кое с кем тебя познакомить.
13 июня 1999 года, или Делай как Мари-Жозе
Конец учебного года ощущался во всем. Июнь выдался необычно жаркий, и всеобщее бурление в школе накаляло и без того перегретый воздух. Как обычно, в последние недели непоседы становились еще неугомоннее, и напрасно учителя твердили, что готовят нас к экзаменам, – атмосфера в классах была довольно-таки расслабленная.
Учительница фотографии разрешила нам побродить по территории школы с камерой на шее и поснимать при естественном свете. Работу победителя обещали вставить в рамку и повесить на входе в школу. Многим было наплевать на приз, но мне казалось, что это круто. Я чувствовала себя на задании и хотела сделать бессмертный кадр – такой, что принесет мне победу. Выйдя, я увидела Симона, он курил косяк у дверей. В синем джемпере под цвет глаз он показался мне невероятно красивым. Я смущенно подошла к нему.
– Ты не на математике?
– У меня годовая оценка 97 %, можно и прогулять. А ты что тут делаешь?
– Я на уроке Жинет, она разрешила нам выйти во двор. Можно тебя сфотографировать? Возле дерева классно получится.
– Что? Отвали…
И он выдохнул дым мне в лицо. Я подумала, не зашла ли я слишком далеко. Может, он тоже стеснительный. Надо сказать ему хоть что-нибудь, и по ответу станет понятно, изменилась у него интонация или нет.
– Сегодня пять месяцев, как мы вместе, помнишь? Встречаемся у тебя после школы?
– Ну да.
Симон, с которым я познакомилась в январе, уже давно замерз насмерть где-то на обочине трассы. Наши отношения держались только благодаря мне. Он не делал ни малейших попыток доказать мне свои чувства, не считая того, что иногда просил с ним переспать. В такие моменты ко мне возвращался прежний Симон. Однажды вечером, когда мы смотрели телик у него в подвале, он окончательно потерял терпение. Я соображала недостаточно быстро для него.
– Долго мы еще будем ждать? Ты хочешь со мной заниматься любовью или нет?
– Нет.
Он поднялся наверх, в кухню, и я ждала его полчаса.
Я думала, он готовит нам поесть, но, когда устала ждать и поднялась к нему, он сидел на диване в гостиной
Хоть он был и не в моем вкусе, хоть я первая удивлялась, что влюбилась в такого, все же я мысленно обвела дату на календаре, когда скажу ему да. Осознав, что наша пятимесячная годовщина выпадает на пятницу, 13-е, я засомневалась, но решила, что, вопреки распространенному мнению, мне это принесет удачу.
После школы я подошла к его шкафчику. Он был с друзьями. Я извинилась, зная, что он не любит смешивать роман и дружбу. Девушка – это после школы. Когда мы встречались в коридоре, никто бы и не подумал, что мы пара. Как-то я спросила, стыдится ли он меня, и он ответил, что нет. Я поверила. Зачем ему обманывать? Мне часто бывало трудно расшифровать его выражение лица, особенно когда он был под кайфом: его черты как будто застывали.
Прозвенел звонок, и я поспешила домой принять душ. Выбрала самые красивые расклешенные вельветовые брюки и синюю рубашку в белый цветочек. Увидев меня, мама сделала гримасу.
– Мы что, в семидесятых? Молодежь сейчас так не одевается! Клеш… черт, ну и видок! Неужели я сама такое носила.
Я же чувствовала себя красавицей. У меня были длинные волосы до пояса и куча бус вокруг шеи, но не было особого стиля, я просто надевала то, что хотела и когда хотела. Несмотря на то что я еще не знала о своем аутизме и все бы отдала, чтобы почувствовать себя частью компании, как другие подростки, в плане волос и одежды, как ни странно, я всегда поступала по-своему.
Набрав в бутылку воды, я сказала маме:
– Я к Симону.
– Ты ужинаешь не дома?
– Нет, мы сегодня празднуем наши пять месяцев, пойдем в ресторан!
Мама крепко меня обняла.
– Ты прекрасна.
Поставив бутылку, я закружилась, напевая «Aquarius/Let the Sunshine In» [12] , подняв пальцы в знаке мира и стараясь размахивать расклешенными штанинами.
– Как тебе, похоже на семидесятые?
Она смеялась, закрываясь рукой:
– Ну где еще такую взять…
Обычно я предпочитала ходить пешком, но в тот раз решила поехать к Симону на велике. Он жил по ту сторону железной дороги, и я боялась возвращаться вечером одна. Эта местность всегда была плохо освещена. Я не слишком умело крутила педали, но все же решила, что, если уж придется драпать, на колесах будет проще, чем на своих двоих.
12
«Водолей/Впусти солнечный свет» (англ.) – попурри из двух песен из мюзикла «Волосы» (1967). – Прим. пер.
Приехав к Симону, я увидела, что машины его родителей нет. Это была редкость – они оба работали из дома и обожали ходить пешком, даже в магазин. Не успела я позвонить в дверь, как Симон уже открыл.
– Долго же ты добиралась, я заждался…
От него приятно пахло. Очевидно, он тоже недавно принял душ, волосы еще не высохли. Взяв мою сумку и положив ее на диван, он повел меня в свою комнату, к большому зеркалу, и встал за спиной.
– Посмотри, какая ты красивая.
Что-то в его тоне изменилось.