Прекрасная, как река
Шрифт:
Заметив у входа скорую, я притормозила. Не удержалась и глянула на номерной знак: всегда проверяю, понравится ли мне сочетание цифр и букв. Если гласные и четные цифры сочетаются, для меня это всегда маленькая радость. Увидев в номере пятерку и букву К, я поморщилась: они все портили.
До сих пор с трудом привыкаю к поступлению новых пациентов, хоть это случается и часто. Каждый из них приходит со своей жизнью, прошлым, семьей. С больными у меня всегда складываются теплые отношения, зато среди остальной массы людей я чувствую себя скованно. И вот что я в итоге поняла: скрашивать последние дни пациентов у меня выходит лучше, чем утешать
Когда я приношу холсты и краски и предлагаю нарисовать все, что пациенты захотят, мне удается выстраивать с ними связь. В этом и заключается моя роль в Доме «Тропинка». Ни для кого не секрет, что я скорее согласилась бы почистить пол зубной щеткой, чем торчать на ресепшене. Хоть я и отзывчива и обожаю людей, передо мной всегда как будто толстое стекло, которое создает трудности в общении.
Оставив велосипед в сарае, я побежала обратно – придержать дверь парамедикам. Поприветствовала пациента, которого несли на носилках, и подошла к ресепшену расспросить Коринну о новоприбывшем. Достала из сумки блокнот, в котором обычно записываю имя, возраст, дату, номер комнаты и даже погоду за окном, когда к нам поступает кто-то новый. Погода – бесполезный факт, но мне кажется, что она каким-то образом помогает запечатлеть пребывание пациентов у нас. После того как они уходят, я записываю, сколько дней они с нами пробыли. Перечитывая запись, я улыбнулась. Подумала, что этот человек удачлив в своем невезении: у него на счету много четверок.
Как обычно по утрам я начала обход хосписа. Когда шла мимо комнаты номер восемь, мне показалось, что мама все еще там – сидит на кровати и смотрит в окно. Мне редко приходилось видеть конец жизни, наполненный таким разочарованием. Я развернулась, чтобы пойти к Лие, но она уже сама шла навстречу, по пути грозя мне пальцем.
– Тебе было велено идти в отпуск!
Я попыталась сдержаться, но не смогла и, всхлипывая, рассказала ей о нас с Фредом.
– У него есть другая.
– Так. Ну-ка идем.
Дверь ее кабинета обычно распахнута настежь, но на этот раз она ее аккуратно прикрыла.
– Со мной было то же самое.
Я расстроенно хлопнула себя по ноге и проговорила сквозь слезы:
– Черт! Что с этими парнями не так?! Почему не расстаться с одной девушкой, прежде чем искать другую?
Лия улыбнулась той своей улыбкой, которая у нее появляется, когда ей бывает неловко войти в комнату к пациенту. Непонятно, почему она решила продемонстрировать ее здесь и сейчас.
– В моем случае я сама изменила бойфренду. С женщиной.
Я уставилась на нее, гадая, шутка ли это, но нет, она говорила серьезно. Утерев слезы, я сделала вид, что обращаюсь к толпе с микрофоном в руке.
– Прошу прощения у всех мужчин. Женщины тоже могут быть…
Она со смехом закатила глаза и закончила мою фразу:
– Изменницами?
Взглядом я показала, что это слово подходит. Она подошла ко мне с грустной улыбкой.
– Я просто хотела сказать, что сейчас ему все кажется новым и прекрасным. Но пара задранных ног редко способна перевесить любовь.
Не удержавшись, я добавила:
– Если только ноги не слишком тяжелые…
Фраза вышла такой дурацкой, что мы даже чуть-чуть посмеялись.
– Думаю, любовь уже кончилась. Даже не знаю,
– Если нужен отпуск, ты знаешь, что у тебя полно отгулов? А я всегда буду рядом.
– Как думаешь, можно ли мне остаться на ночь в кабинете? Я дала ему время до завтрашнего вечера, чтобы убрался с вещами.
– И речи быть не может, чтобы ты ночевала в кабинете, поедешь к нам.
Поблагодарив ее за приглашение, я на несколько часов отправилась помогать на кухню. Подойдя к кастрюлям, подумала: хорошо, что Фред уже несколько лет как не работает поваром в Доме «Тропинка». Теперь он ведет курс для будущих поваров в школе гостиничного бизнеса в соседнем городе.
После работы я пошла ночевать к Лие. Весь ужин мы спорили, кому спать на диване. Мне пришлось пригрозить ей, что вернусь на маяк, если она не пойдет в свою комнату. Когда мы мыли посуду, я получила сообщение от Этьена.
Я думала с полчаса, прежде чем ответить.
Я взглянула на Лию.
– Можно я возьму завтра выходной?
– Какая зануда… Я же сказала, у тебя полно отгулов.
Когда я нервничаю, то выкручиваю себе пальцы, играю кольцами, кусаю нижнюю губу, тереблю белье. Всем этим я по большей части и занималась ночью вместо того, чтобы спать. Несколько часов напролет я думала о предстоящем путешествии с Этьеном. Меня напрягала мысль, что придется так далеко ехать вместе, хоть он мне и не чужой человек. О чем разговаривают, когда говорить вообще не хочется?
Еще я думала о том, что мне придется провести три ночи не в своей кровати. За последние пятнадцать лет я ни разу не уезжала из дома так надолго. На всякий случай проверила погоду на выходные в Сент-Огюсте. Сама не знаю зачем – все равно наберу одежды на все случаи жизни. Для меня всегда было загадкой, как одеваться по погоде.
Следующим утром, рассыпавшись в благодарностях перед Лией за гостеприимство, я вернулась домой. Сразу бросилось в глаза то, как изменилась обстановка. Фридрих оставил свой ключ на кухонном столе. Я поискала записку, хотя бы пару слов, но ничего не нашла.
Я обошла дом. Он забрал только свои вещи и набор кухонной утвари. Я набила сумку так, будто собиралась в экспедицию на полгода, и села ждать Этьена на улице.
Прикрыв на несколько секунд глаза, я подставила лицо солнцу. У меня было двадцать пять минут, чтобы представить себе выходные. Раздалось шуршание шин по гравию, и я подскочила. Увидев, что на пассажирском кресле сидит Жюли, новая подружка Этьена, я улыбнулась: хорошо, что она поедет с нами. Паркуя машину, Этьен дважды посигналил, зная, как я ненавижу этот звук. Я смотрела на его смеющееся лицо за стеклом.