Прекрасное далеко
Шрифт:
— Мне бы хотелось взять с собой вот тебя, сделать тебя моей королевой. Ты когда-нибудь каталась верхом на кентавре?
Мэй оттаскивает Вэнди в сторону.
— Эй, поосторожнее, сэр! Мы все-таки леди!
— Да, я знаю. Леди. Как раз то, что я люблю.
— Креостус, если ты закончил беседу с мисс Вэнди, я не против отправиться с тобой к Филону, — перебиваю его я, пытаясь угадать, что за настоятельная необходимость заставила Филона послать за мной гонцов.
От гулкого смеха Креостуса по коже
— Ревнуешь, жрица? Не хочешь посостязаться за мое внимание? Мне было бы приятно увидеть такое.
— Не сомневаюсь. Но сначала ты сдохнешь, так что давай-ка лучше отправимся к Филону, если ты не против.
— Она меня обожает, — заявляет Креостус, подмигивая.
Мне вдруг хочется нахлобучить на него шляпу и написать его портрет — кентавр, танцующий под звуки свирели, — и повесить эту картину в какой-нибудь модной дамской гостиной.
— Креостус, мы едем или нет?
Он задевает меня боком.
— Тебе отчаянно хочется остаться со мной наедине?
— Я тебя превращу в божью коровку. Вот увидишь.
Без малейшего усилия Креостус забрасывает меня на спину. Мы мчимся через лес, и я изо всех сил цепляюсь за его талию, чтобы не свалиться. Зачем бы я ни понадобилась Филону, ничего хорошего я не жду. Вдали, на реке, я вижу горгону, которая плывет вдогонку за нами.
Нет, ничего хорошего точно ждать не приходится.
Глава 27
В лесу сегодня совсем другая атмосфера. Местные существа не шатаются тут и там без дела. Не видно играющих детей. Все заняты работой. Одни остругивают деревянные колья, заостряя их концы. Другие испытывают примитивные самострелы. Туча стрел проносится над моей головой, заставляя пригнуться. Стрелы вонзаются в мягкую кору дальних деревьев. Горгона подплывает к берегу, и я бегу к ней.
— Горгона, что здесь происходит?
— Не могу сказать, высокая госпожа. Но все встревожены.
К нам подходит Филон — в великолепном плаще из ветвей и листьев, с высоким воротом и рукавами, которые заканчиваются у самых кончиков его длинных пальцев. Кошачьи глаза прищуриваются.
— Ты предала нас, жрица.
— О чем это ты? Предала вас? Каким образом?
Лесной народ собирается вокруг Филона. У некоторых в руках копья.
Неела вспрыгивает на спину Креостуса, ее губы презрительно кривятся.
— Ты ходила в Храм на тайные переговоры с хаджинами, — обвиняющим тоном произносит Филон.
— Ничего подобного! — возмущаюсь я.
Филон и Креостус переглядываются. Неужели Филон меня дурачит? Может быть, это хитрость или своего рода проверка?
— Ты отрицаешь, что посещала Храм?
Я ходила туда, чтобы увидеть Цирцею, но я не могу сказать об этом лесным жителям.
— Да, я была в Храме, — осторожно говорю
Неела прыгает на большой пень и припадает к нему. Когда она начинает говорить, ее волосы, мерцая, меняют цвет от синего к черному и обратно.
— Она объединится с ними и отдаст нас Ордену! — даже не говорит, а кричит она. — А те снова построят руны! Пока мы тяжко трудимся здесь, грязные хаджины властвуют над маковыми полями, а мы вынуждены покупать у них урожай!
Недовольный ропот прокатывается по толпе лесных жителей.
Неела злобно ухмыляется.
— Пока Филон заставляет нас ждать, хаджины вступят в тайный сговор с Орденом! И все станет, как прежде, и снова лесному народу останется одно лишь страдание!
— Nyim syatt! — гремит Филон, однако голос лесного вождя тонет в громком шуме его племени.
Все кричат наперебой:
— Где наша доля? Не позволим снова нас поработить!
— Как скоро они явятся в наши земли? — гневно спрашивает кентавр. — Сколько времени осталось до того, как они отберут ту малую силу, что у нас есть?
Неела снова забирается на спину Креостуса.
— Я говорю — мы будем сражаться! Заставим эту жрицу прямо сейчас соединить с нами руки!
Филон набивает трубку. Его длинные смуглые пальцы уминают в чашечке раскрошенные красные лепестки.
— Что ответишь на эти обвинения, жрица?
— Я дала тебе слово, что буду уважать твое племя, и я сдержу обещание.
Неела обращается к толпе:
— Вы слышите, как она гладко врет?
— Я не лгу! — кричу я.
Креостус встает за моей спиной, отрезая путь к бегству.
— Я тебе говорил, ей нельзя доверять, Филон! Она — одна из них, а они никогда по доброй воле не станут делиться магией. Орден…
Креостус скалит зубы. И начинает расхаживать взад-вперед, обращаясь к своему воинству:
— Я помню, как Орден наказал моих родных. Проклятые жрицы лишили нас всего. Наших отцов изгнали в Зимние земли. А там слишком холодно для таких, как мы. Те же, кто не погиб от злых стихий, были захвачены тварями Зимних земель. Их мучили, с ними делали ужасное… Целое поколение кентавров было потеряно. Мы не позволим, чтобы такое случилось снова. Никогда!
Кентавры затопотали копытами и заревели.
— Они забрали моего отца! Я заберу двух из них за свою честь!
— Честь, — шипит с реки горгона, — да что ты о ней знаешь?
Креостус скачет к огромному существу на носу корабля.
— Да побольше, чем те, кто был у них в лакеях! Ты ей рассказывала, как предала собственное племя?
— Прекрати болтовню, — рычит горгона.
— Филон, если хаджины сговорятся с Орденом, мы должны напасть, пока можем, прежде чем они отберут у нас все! — злится Неела.