Прелесть (Повесть о Hовом Человеке)
Шрифт:
– ...ты не стесняйся своей жалости никогда, все другое приложится, а она и есть единственное Золото этого Мира... С южной стороны, от второго гуманитарного, послышался автомобильный гул. Поблескивая хромированными скулами, впрочем, уже изрядно помятыми, через университетскую площадь, как звено истребителей, неслись три фордовских джипа. Из джипов пальнули для острастки по чугунным композициям. Одна из пуль попала в книгу, за которую спрятался Петька.
– Сволочи, - ругнулся Воропаев и выстрелил несколько раз куда-то в направлении Сетуни.
– Не стой, Умка, уводи людей...
Воропаев глухо прохрипел и закрыл навсегда
Ветер усилился. Далекие разрывы и треск стали перекрываться каким-то новым неотвратимым гулом. Теперь он был низким и как будто живым. То есть в нем определенно слышались утробные булькающие звуки. И источник был не здесь, у гигантского здания на Ленинских горах, а где-то там, вдали, откуда примчалось первое звено джипов.
В этом бессмысленном шуме продрогшие от холода и страха люди не услышали лошадиный топот и не заметили, как на площади появились двое всадников и пес. Рядом с Катериной гарцевал Вадим на черном коне. Они красиво кружились: белый и черный, он и она, будто вальсируя под музыку разрывов далекого моторного гула.
Петька с чугунного монумента крикнул:
– Я же говорил, Кришнамурти вернется!
Андрей, у которого по непонятной причине оказался в руках воропаевский ТТ, обернулся и впервые увидел Учителя. Многие месяцы он представлял его то седобородым рериховским старцем, то индейцем в обшарпанных мокасинах, а то и просто каким-то нечеловеческим субъектом, а тут был обычный гражданин, лет тридцати, с непримечательным лицом, лишь глаза были спрятаны за черными очками. Нет, конечно, на черном коне, в длинном "декадентском" пальто и широкополой шляпе он смотрелся великолепно. Его плеть, перехваченная сейчас посередине, угрожающе свисала ниже стремени, и готова была в любой момент взвиться над Андреем, над площадью, над всем этим миром, чтобы созидать или разрушать. Но, что - уже не важно. Зрелище захватывало еще и тем, что Катерина в своей заячьей шубке с распущенными волосами удивительно подчеркивала какое-то нечеловеческое их превосходство над дикими несуразностями этого московского утра. Да, да, дело было именно в ней, а не в нем, без нее он бы не смог производить столь сильного впечатления.
– Господа, - обратился Вадим.
– Вы окружены. Через минут десять здесь будет пьяная, разбушевавшаяся толпа отлично вооруженных людей.
Он чудесным образом ухитрялся оставаться неподвижным, несмотря на беспокойное кружение коня.
– Я вижу, у вас проблемы с транспортом. Впрочем, транспорт в создавшейся ситуации не спасет. Разве что телега...
Андрей оторвался от Воропаева, встал и подошел к всадникам. Пес грозно зарычал.
– Господа, мои планы таковы: я покидаю этот бесплодный смешной мир.
Желающие отправится со мной, - он достал полиэтиленовый пакет с синим кругом на желтом фоне и вынул из него книжную стопочку.
– Впрочем, чего объяснять, и так ясно, - и он швырнул под ноги Андрею с десяток книжек.
– Нечаев, снимите очки.
– Твердо сказал Андрей, не обращая внимания на книги.
– Умка, неужели тебе мешают мои очки?
– Сними, раз он просит, - почти крикнула Катерина.
Она была, в отличие от Вадима, в каком-то нервном, дерганном состоянии.
Учитель снял очки, и Андрей увидел то, в чем практически не сомневался. На мгновение перед глазами всплыла темная полуночная арка и гражданин, от которого веяло бесконечной холодной легкостью, столь же простой, сколь и непонятной, как презрительный
– Катерина стреляла, пальни и ты, - Вадим засмеялся.
Андрей с отвращением выбросил оружие и сказал:
– Вы правы, Нечаев, человек - это тоже самое, что демидовский самокопатель...
– Я рад, что ты это понял.
– улыбнулся Учитель
– Вы не дослушали, Нечаев, - Андрей сейчас собрал все остатки своей слабой воли, стараясь во чтобы то ни стало не смотреть на Катерину.
– Но только человек, не признающий Бога.
– Ну, здрасте, - Нечаев усмехнулся, и в этот момент просвистела шальная пуля.
Но он даже не дрогнул:
– Умка, давай покороче.
– А я уже все сказал, извините, что по-русски.
С юга, со стороны нового цирка, появился ощетинившийся карабинами и гранатометами, мордастый, в пятнах маскировочного цвета, боевой грузовик "Урал". То есть это была обычная армейская машина, но с какой-то страшной, сеящей неотвратимый ужас неправильностью. Андрей присмотрелся и вдруг понял, что источником этого ужаса было парадоксальное несоответствие ее казенной армейской мощи и анархической, неуставной лихости облепивших ее людей. Короче, она была в угаре недавнего боя, в том особом угаре, который бывает во время драки, когда тебя ударили по лицу и скрылись от возмездия, и ты ищешь хоть что-нибудь мало-мальски достойное, чтобы утолить жажду мщения. Вадим махнул рукой, подъехал поближе к Катерине.
– Я же говорил, он решил спятить. У него определенно был план сойти с ума, - и, повернувшись к Андрею, крикнул, - Умов, и откуда у вас такое имя?
– От отца - твердо сказал Андрей.
– Да где же твой отец?
– усмехнулся Нечаев
– Что бы его увидеть, надо забраться на табуретку.
– Да вы определенно сошли с ума.
– Он хлестнул коня и позвал Катерину, - Поехали.
– Андрюша, - Катерина сильно стегнула коня, чтобы тот стоял на месте, прости! Она наклонилась и поцеловала его в лоб. Всадники пришпорили коней. Но, прежде чем раствориться в этом бесконечном тусклом рассвете, Нечаев подъехал к чугунному студенту и крикнул:
– Петька, как ты догадался, что я в Бога не верю, там, на платформе?
– Вы ж мимо нищих прошли, а кто мимо нищих проходит - в Бога не верит, - и, сделав короткую паузу, математически добавил, - Обратное, вообще говоря, не верно.
Петька помахал с памятника Андрею. И тот нехотя забрался на руки чугунному студенту. Они оба на мгновение прилипли к чугунному тексту.
Вадим махнул рукой и уж было собрался пришпорить коня, как заметил второй Урал, выползающий с севера, в точности такой же, как первый, но только еще более матерящийся и угрожающий. Через мгновение послышался рокот и с запада, из-за бывшей спины Михаила Васильевича.
Они оказались в замкнутом кольце. Ожидая сопротивления, эта механическая петля сжималась профессионально, медленно, неотвратимо.
Всадники остановились, попятились обратно к чугунным людям. Внезапно шальная пуля ударила в стопорную собачку самокопателя, и огромная клешня ожила. Колесо повернулось, за ней шестеренка, и толстый многожильный трос стал наматываться на барабан. Неприятно заскрипела система блоков, и где-то в голове Самокопателя громко звякнуло.
– Это он задал себе первый вопрос, - крикнул Андрей, - Где я?