Прелести
Шрифт:
Нас всех, прошедших отбор и одетых в новую, с иголочки, комбу и зелёные береты, повели знакомиться с музыкантами. Традиция. Перед отправкой в Кастельнадари у будущих суперменов проверяли слух. В смысле, музыкальный слух, или, на худой конец, присутствие чувства ритма.
Капрал-болгарин перед строем объявил, что тот, кто после учебки попадёт в муз-секцион, оставшиеся четыре с половиной года, предусмотренные контрактом, будет играть на флейте (он тут же изобразил как) и ещё… Дальше Здравков продемонстрировал
Рэмбы презрительно скривили физиономии — как же, за этим сюда шли, нам бы вот с пулемётом в джунгли… Все знали, что музыкантов в легионе недолюбливают.
Самым «продвинутым» среди всех вояк, как ни странно, оказался Миха. По дороге в расположение духового оркестра, он, точно опытный джазмен, объяснил мне, чем отличается саксофон-бас от саксофона-альта и предложил без раздумий пополнить ряды «горнистов-дармоедов».
— Ты же, наоборот, в десантники хотел?
— Десантником я уже был… — равнодушно парировал Миха.
В муз-секционе франкофонов сразу облепили муз-франкофоны, англоговорящих — муз-англоговорящие, то же самое с испаноговорящими, китайцами и т. д. К русским подошёл чернющий негр с налепленной на грудь музыкальной фамилией Новиков.
— Ребята, если вы хотите иметь быстрое продвижение по карьерной лестнице, то здесь вам это удастся сделать лучше всего.
Самым поразительным было не то, что Новиков был чернокожим, а то, что он говорил абсолютно без акцента. Так, как будто и впрямь был Новиковым или Ивановым.
— Ты что, русский что ли? — удивился за всех нас Михаил.
— Нет, я из Люксембурга, — с московским аканьем произнёс легионер. — Так вот, сейчас на собеседовании, если кто-то умеет играть на музыкальных инструментах, может сказать об этом. После Кастеля точно попадёте к нам.
— А если я плохо играю?
— Ничего, — улыбнулся Новиков. — Здесь полсекциона ни слуха, ни чувства ритма не имеет. К нам без конкурса берут, мало желающих, все рвутся в дузем РЭП.
Я повернулся в сторону сидевшего в кустах полусонного мулата, с барабаном и нотами на подставке. Через определённый отрезок времени он лениво бил палкой по этому барабану и с видом виртуоза вчитывался в нотную грамоту.
— И как давно этот Ринго Стар здесь тренируется?
— Часа два. Репетирует марш…
— Согласны! — одновременно согласились я и бывший русский десантник.
Офицеру мы оба понравились. Давно в легион не попадали профессиональные саксофонисты. Тем более знающие, чем один саксофон от другого отличается…
Кроме нас никто из русскоговорящих (в команде таких было восемь человек) в музыканты не записался. Последним на вопросы отвечал Андрюха-чеченец. Он был русским пацаном, но родившийся и выросший в Грозном. Во время прохождения срочной службы в Советской Армии воевал в Афганистане. Года четыре назад свалил из страны в Италию, там получил документы лица, временно проживающего в
— Играете ли вы на каких-нибудь музыкальных инструментах? — поинтересовался у него, через Новикова, офицер.
— Только на автомате Калашникова, — бодро отрапортовал волонтёр.
— Почему? — не понял офицер.
— Потому, что Фамас (марка автомата используемого французской армией) — говно!
— В смысле?
— Что, в смысле?
— Куда, в смысле, идём?
— Я же тебе говорю, — Саныч стоял перед зеркалом, выбирая галстук, — на вечеринку. Не пошёл бы, да сегодня надо. Есть одежда какая-нибудь поприличнее? О смокинге слышал что-то? Или в вашем коллективе верхом изящества является кожаная дерюга с поднятым воротником?
— Слышать-то слышал…
— Понятно… — Данович, оценивая, поглядел на стоящего рядом Марата. — Свой дай ему на вечер.
— Да куда ему мой? Мой ему короткий будет, — удивился азиат.
— Действительно, короткий, — Саныч прекратил завязывать галстук. — Ну, ничего. Придумаем что-нибудь. Придумаем…
Смокинг мне действительно подобрали по размеру. Ещё «разрешили поносить» сотовый телефон. Долго стоял возле зеркала, пытаясь уловить произошедшие изменения в облике самого близкого мне существа — моего отражения. Пытался уловить, но ничего нового не обнаружил. Что там за пословица про «встречают» и про «одёжку»?
В нужный дом, где должна была состояться вечеринка, вошли вдвоём. Водители и сопровождение остались в двух машинах на улице. Данович выглядел очень респектабельно и солидно. Костюмчик на нём сидел.
Хозяева французы встретили Саныча, точно старого знакомого, без лишней помпезности, по-дружески. Меня он представил так, что я сам не понял, кем являюсь, но умудрился, неожиданно даже для себя, поцеловать руку хозяйке. Та была в восторге.
— Я сказал им, что ты молодой бизнесмен из Сибири. Правда, пришлось объяснять, где находится Сибирь. Ещё ты входишь в совет директоров компании, занимающейся продажей алюминия. Так как никто здесь не понимает по-русски, то можешь говорить, что угодно, я переведу правильно, — Данович покосился неопределённо. — А, впрочем, меня они тоже принимают за российского бизнесмена. Этакого «нового русского», — он улыбнулся удаляющейся от нас хозяйке дома. — Ишь, киса какая.
Подошёл «человек» с подносом (или разносом?) в руке. Мы взяли по бокалу чего-то шипучего. К Эдуарду Александровичу, точно тяжелогружёные баржи, периодически подплывали некоторые из гостей, и он приветствовал их, не забывая представить и меня тоже.
— Скажи что-нибудь, — улыбался Данович, разговаривая с очередным гостем. — Они интересуются качеством алюминия, которым ты торгуешь.
— Качество великолепное, — расхваливал я товар. — Самолёты из моего алюминия приземляются исключительно на жопу.