Прелести
Шрифт:
Н. — маленький, размером с воробья, выбирается из горлышка и отдаёт честь Сулейману. — Аля, улю! Я джинн Николай. Я двадцать минут томился в этом кувшине. Теперь ты спас меня, и я готов выполнить любые твои три пожелания. Чего изволишь, Мой Повелитель? Наилучший Сулейман из всех Сулейманов, светило вселенной, затмивший солнце и перекрасивший луну в зелёный цвет.
Д. — обхватив голову двумя руками и округлив глаза, — Колян, ты чего это?
Н. — Я жду, Владыко.
Д. — Колян, так ведь это самое… Джинн-то ведь, кажется, —
Н. — А я кто?
Д. — честно и растерянно. — Не знаю…
Н. — А раз не знаешь, то говори желание.
Д. — со слезами на глазах. — Коля, Колян… Да ты… Да как это так?
Н. — сидит на краю кувшина и болтает ногами. — Ну вот… Слёзы крокодильи.
Д. — бережно берёт новоявленного кудесника за шиворот и усаживает на ладонь. — Ты же ведь нормальным человеком был, песни хорошие про собачек пел. А джинном быть, это такая гадость. Да если б я мог, я бы никогда… — машет свободной рукой. — Что тут говорит?.. Ты вот ползёшь себе по пустыне. Хочешь влево, пожалуйста. Хочешь вправо, о, кей. Если доползёшь живым до дома, тебя семья, друзья встретят — обрадуются. А кто мне обрадуется? У джиннов ни друзей, ни семьи. Некому душу излить, в жилетку поплакаться. Вылез из кувшина и на «разборки». Разобрался — хорошо, нет — обратная дорога в кувшин. Так дни и проходят. Ни счастья, ни радости. Сплошные пески зыбучие. Тебе такая жизнь нужна? Эх, Коля, Коля…
Н. — нахохлился, как воробей в ладони джинна. — Ну ладно, чего ты… Никакой я не джинн. Так только…
Д. — радостно. — Правда?
Н. — Правда, правда. Наливай, уж…
Д. — вскакивая. — Да, я мигом. Только… — испуганно смотрит на человека. — Как ты, такой маленький, пить будешь?
Н. — Больше достанется.
Д. — Я ж не про это.
Н. — Ну так сделай меня нормальным.
Д. — опять радостно. — Точно! Я ведь джинн, — пересаживает человека на стол и хлопает в ладоши.
Николай вырастает и падает со стола на песок.
Н. — отряхиваясь. — За нас, людей!
Д. — грустно — Да, уж…
Выпивают, затем сидят молча, глядя на звёзды.
Н. — Слушай, Сулейман. Я не помню, какое это желание по счёту было?
Д. — глядя ласково. — Какая разница. Загадывай сколько хочешь. Для хорошего человека разве жалко?
Н. — растроганно. — Я тебя тоже очень уважаю. Такие джинны редко встречаются. Эх, тебя бы к нам в Сибирь. Мы бы с тобой на рыбалку пошли. Знаешь, какая в Сибири рыба? Во!
Д. — удивлённо. — Ого?!
Н. — продолжает. — Да. И народ у нас хороший. Не все, конечно, но в основном люди нормальные. Правильные люди. Это тебе не Москва, какая-то там. Это Сибирь. Громадина! Знаешь, какой снег? Во!
Д. — Ого?!
Н. — А морозы? По сорок градусов морозы и ничего, нормально!
Д. — повторяет. — Нормально.
Н. — И ещё… — задумывается. — А что ещё-то?
Д. — Говори, Колян, говори. Так здорово ты говоришь.
Н. — загрустив. — Да, в
Д. — взволнованно. — Что так?
Н. — Разве, если бы всё хорошо было, я здесь оказался? Да и там, кому я нужен, кроме матери родной? Одна она, старушка, и ждёт меня. А так… Друзья не друзья, подруги не подруги, — разливает по стаканам. — Вот ты хоть и джинн, а мне с тобой беседовать в сто раз приятнее, чем с иным товарищем, — берёт стакан в руку и вдруг его осеняет. — Так говоришь, Сулейман, джиннам тоже не сладко живётся?
Д. — Ой, не сладко.
Н. — И по-людски пожить хочется?
Д. — вздыхает. — Хочется.
Н. — Тогда давай выпьем, и я скажу тебе своё последнее желание.
Д. — Почему последнее, Колян? Желай чего хочешь и сколько хочешь.
Н. — Сейчас поймёшь почему. Пей.
Они чокаются и выпивают. Затем человек ставит свой стакан на стол, улыбается и, пытаясь сфокусировать взгляд на собеседнике, произносит:
Н. — Ну, теперь выслушай, Сулейман, моё последнее желание. Я хочу… Повторяй.
Д. — Ты хочешь.
Н. — Чтобы…
Д. — Чтобы…
Н. — Чтобы ты с этой минуты перестал являться джинном и превратился бы в нормального человека.
Гремит гром, хотя небо чистое. На секунду становится светло, точно днём. Над столом проносится песчаный смерч и в образовавшуюся воронку всасывает волшебный кувшин. Через мгновение смерч исчезает за горизонтом, и на пустыню вновь опускается безмолвие…
САНЫЧ ЗАСТРЕЛИЛСЯ?!..
… и потолок давит на грудь, и в мозговую жидкость брошен серый булыжник. Валера поит меня из фарфоровой кружки какой-то полезной немецкой дрянью, а круги в том месте, где утонул булыжник, не разбегаются, а накапливаются, превращаясь в цунами сумасшествия.
— Ты где так простыл? — удивляется будущий (и видимо прошлый) украинский маньяк-убийца, заботливо укрывая ещё одним одеялом. — Как только дошёл из Бибераха? Семь километров всё-таки, в твоём-то состоянии.
И опять круги…
Специальная машина уже увезла тело. Марат появился позже всех. Марат не наркоман, но сейчас он сидит в глубоком кресле и прислушивается к пению героина в своих венах. Марат не хочет никого ни о чём расспрашивать, он не поехал сопровождать тело, он там…
В доме двигаются все и всё. Какая-то женщина похожая на гестаповку (почему?) отдаёт распоряжения. На меня никто не обращает внимания. Переодеваюсь и выпрыгиваю на воздух. Дышу. Дышу. Дышу…
— Ваш билет? Деньги? Документы? Куда вы направляетесь? Нет, вы выйдете в Брюсселе…
Пять поездов. Высаживают изо всех. Шестой поезд. В Кёльне высаживают уже с помощью полиции. Три дня под арестом. Куда? В Россию. Не хотите попросить политическое убежище? Нет. Не хотите?.. Нет. Не хотите?.. Нет. Нет. Нет. Нет!!! Опять Алик Арзаефф. Опять бумага…