Преображающие мир. Книга вторая. Охотники и ловцы рыб

Иванова Татьяна Всеволодовна

 - Так странно сложилась моя судьба, - с грустью ответила Любава, с болью вспомнив своего отца, сделавшего за нее этот выбор, потому что, будучи воином, он ничего другого ей предложить не мог.
– Меня определили собирать оброки с княгининых данников, и с этим делом я вполне справлялась.

 Всеслав хотел было сказать, что судьба замужней женщины подходит ей куда больше, чем участь постоянной скиталицы - дружинницы, но промолчал, заглядевшись через разделявший их рвущийся ввысь огонь в ее очи, казавшиеся сейчас неправдоподобно большими.

 Внезапно Любава вздрогнула.

 - Сольмир, это вовсе не безопасный ужик...

 -

Вижу, что гадюка, - тот молниеносным движением ухватил небольшую змею за шею и держал ее рядом с булькающей похлебкой. Гадюка бешено извивалась, но освободиться не могла.
– Тебе никогда не говорили, Любава, что прокипяченый змеиный яд придает особый вкус щавелевому супу?

 - Не надо, - сдавленным от отвращения голосом проговорил Всеслав.

 - Чревоугодие - это грех, - елейным тоном сообщила Любава с озорным блеском в глазах.
– Ничего особенного, конечно, но давай сегодня по-простому, без вареного змеиного яда.

 Сольмир усмехнулся бледной тенью своей прежней улыбки и резким движением отсек голову гадюке.

 - Твое "ничего особенного", Любава, это как забытые слова песни из прошлой жизни. Как давно я их от тебя не слышал.
– Он смотал гадючий трупик в комок и, широко размахнувшись, забросил его в камыши. Оттуда послышались плеск, взвизги и тихое чавкание. Сказитель тщательно вытер руки о траву. А Любава подумала, что горе и тревога за ее отца значительно меньше, чем раньше, сдавливают ей душу. Это потому, что она такая неверная?

 - Наверное, время лечит все душевные раны, - неуверенно сказала она вслух.

 - Главное, дожить и дотерпеть, пока яркие новости, которые приносит жизнь, отвлекут внимание и ослабят боль души, но залечиваются ли до конца душевные раны - не знаю, - горько усмехнувшись, ответил Сольмир.

 Вокруг тихо шуршали камыши, тонко звенели собравшиеся на свет костра комары, несколько лягушек в озере попробовали начать ночной концерт, но режуще прозвучавшее в вечерней тишине громкое квакание показалось им самим грубым и неуместным, и они смущенно замолчали.

 Любава попробовала похлебку из котелка и решила, что она уже готова.

 - Снимаем?
– спросил Всеслав.

 - Только осторожнее.

 Они сняли котелок, вытащили ложки, пододвинулись поближе друг к другу и принялись по очереди черпать густое вкусное варево, закусывая его еще не успевшим зачерстветь хлебом.

 - Ты не передумала, Любава, дежурить ночью?

 Нет, Любава не передумала.

 - Тогда, первая смена - твоя.

 Самая легкая смена - первая.

 Сольмир завернулся в одеяло и сразу сонно засопел. А Всеслав укладываться не спешил. Из-за облачка показалась луна, и дорожка лунного света посеребрила воду озера. Это стало сигналом для всех лягушек. Местные певуньи оглушительно грянули, уже ничего не смущаясь. Вместе как бы не стыдно. Любава бесшумно обошла полянку, прислушиваясь, подбросила дров в костер и уселась чуть поодаль. Всеслав подошел к ней и сел рядом.

 - Расскажи о себе, Любава, - попросил он тихо.
– Как Рагнар стал твоим названным отцом? Как все же получилось, что ты - дружинница Ингигерд.

 - Ты нарочно разрешил мне дежурить?
– в ответ спросила новгородка.
– Чтобы расспросить?

 - Нет-нет, - солгал ей ее жених. В последнее время присутствие Сольмира на самом деле сильно раздражало.
– Само как-то получилось.

 Они помолчали.

 - Скажи

Всеслав, - смущенно начала Любава, глядя вниз и выдирая травинки рядом с собой, - ты не забыл, что ты мне жених понарошку? Все так далеко зашло. Как ты думаешь выкручиваться? Если честно? На что рассчитываешь?

 Всеслав дождался, пока ее вздрагивающий нерешительный голос не замер в окружающей их ночи, и только потом ответил.

 - Если честно, то я надеюсь, что ты меня полюбишь, и все, что нас разделяет, покажется тебе мелким и неважным, - он осторожно взял ее за руку, заставив вытряхнуть сорванные травинки, она не сопротивлялась. Ему пришлось привычным усилием воли обуздать воображение и отогнать от себя мысли о том, как бы было невероятно хорошо, если бы она стала ему полностью принадлежать по всем законам человеческим и Божеским. Сдержанность и исключительная чистота этой девушки в последнее время вызывали в нем странные чувства. Если бы Любава стрельнула глазками, бросилась ему на шею и попыталась поцеловать, как это запросто могла сделать Касенька, то что-то необычайно важное в их отношениях болезненно бы хрустнуло. А потому он легко погладил ей руку и выпустил тонкие пальцы с сожалением.
– Хочешь, я поклянусь тебе, что никогда не скажу ни слова против твоего Христа, когда ты станешь моей женой? Буду тебе помогать во всех твоих делах. Я никогда тебе не изменю, никогда не обижу. Что тебе еще пообещать?

 -А наши дети?

 - Что дети?

 - Всеслав, после того, как люди вступают в брак, у них появляются дети.

 - Я рад, что ты об этом знаешь.

 Она не выдержала и еле слышно рассмеялась.

 - Я что, должна смотреть, как мои дети растут некрещеными?

 - Хочешь, я дам тебе расписку, подписанную моей кровью, что не буду тебе препятствовать растить их христианами?

 - Ты сейчас и луну пообещаешь мне подарить. А вот как ты такое обещание выполнишь - это другой вопрос. Непросто вырастить детей христианами, когда отец с насмешкой отзывается о христианстве. Считает веру неважной мелочью. И не говори сейчас, что ты дашь расписку кровью, никогда не говорить насмешливо о христианстве.

 - Как ты угадала?

 - Всеслав!

 Он все-таки ее обнял за плечи, крепко прижав к себе.

 - Обещай, что подумаешь над моими словами.

 - Пойду, обойду лагерь, - она неожиданно испугавшись непонятно чего, освободилась из его объятий, быстро вскочила и торопливо направилась к краю полянки. Всеслав терпеливо ждал, пока его невеста успокоится. Решительного отказа она так не дала, а значит, дело шло в нужном направлении.

 - Расскажи все же о себе, не беспокойся, вокруг все тихо, расскажи, - попросил он, когда она вернулась.

 Любава помедлила, но потом принялась рассказывать о том, как на их приозерную деревню напали датчане, как ужасно погибли ее отец и мать, как тяжело жилось в деревне сироте. И о том, каким сказочным чудом стал для нее лесной скит.

 - Ты не можешь себе даже и представить, как сильно любили, как бережно воспитывали эти несколько монахов маленькую девочку, то есть меня, - еле слышно сказала Любава, счастливо улыбаясь дорогим для нее воспоминаниям. Ее слушатель молчал. В темноте выражения его лица не было видно.
– Потом я выросла, не могла больше находиться в мужском монастыре. Рагнара призвал к себе на службу князь Ярослав. И вместе с ним я попала в Новгород, - коротко закончила она свой рассказ.