Преступление доктора Паровозова
Шрифт:
Он не просто в нее влюбился, а срочно повел под венец, боясь упустить такое счастье. Свадьбу сыграли уже через пару месяцев, на радость Артемовым папе с мамой. Вот так растишь сыночка, вкладываешь в него всю душу, а он приводит суженую, которой четверых незнакомых мужиков в бане обслужить — плевое дело.
Товарищи сначала изумлялись, потом возмущались, потом бросились отговаривать, потом принялись дружно над ним смеяться. Все было бесполезно. На Артема махнули рукой, в конце концов, сам должен соображать, не маленький.
Его привели ко мне под конец медового месяца друзья,
Я настаивал, чтобы они лечились параллельно, Артем со своей принцессой. Но тот был непрошибаем. У нее все в порядке, у нее свой доктор, все анализы в норме, и вообще она чиста и невинна, повторял он. Вот горе-то. Я убеждал с неделю, в результате сдался сам. Взял лишь с Артема клятву в том, что, пока я не скажу, он не притронется к своей супруге. В течение двух недель он ежедневно приезжал ко мне в больницу. Его задница превратилась в решето от инъекций, концентрация трихопола в крови была такой, что, наверно, когда он проходил рядом с водоемом, там массово гибли амебы и инфузории. И все-таки я его вылечил. Все повторные мазки были на загляденье. Я вздохнул, перекрестил Артема на дорожку и сказал, что теперь можно. В конце месяца он пришел с тем же самым.
Я снова употребил все свое красноречие. Объяснил, что он подорвет здоровье, что такое лечение нельзя проводить ежемесячно, что, в конце концов, от жены не убудет, если она сдаст анализы не у своего доктора, а у меня. Тот сидел, вздыхал, краснел, обещал уговорить свою ненаглядную. Видимо, уговорил, потому что через неделю они приехали оба. Артем нашел меня, попросил сесть в машину и самому провести беседу. В другой ситуации я послал бы их обоих куда подальше. Уговаривать пациента на лечение вообще дело неблагодарное. Уговаривать лечиться проститутку, чтобы та перестала заражать мужа, за гранью в принципе. Но меня просто распирало от любопытства посмотреть на избранницу этого бедняги. Наверняка роковая зеленоглазая красотка, какая-нибудь Келли ЛеБрок или даже почище.
В машине сидела малосимпатичная бесцветная женщина, не особо-то и молодая, с надменным, злым лицом и прокуренными желтыми зубами.
— Вы там запишите, чем собираетесь меня лечить, — состроив брезгливую мину, произнесла она, глядя куда-то мимо. — А я, так уж и быть, покажу своему доктору, пусть посмотрит.
Я открыл дверь, выбрался наружу и пошел в корпус, не оглядываясь. Писателя она себе нашла, моль бледная. На ступеньках крыльца меня догнал Артем. Я повернулся и сказал:
— Можете оба сгнить заживо, если вам так хочется. Больше ко мне не обращайся. Я врач, а не клоун.
Через два дня они приехали. У нее в анализах было все то, что и у мужа, а после провокации выплыло еще много всего интересного. Лечить это было непросто, но увлекательно, хроническая форма всего на свете, издержки большого профессионального стажа.
По шуму голосов стало ясно — конференция только что закончилась. Значит, у меня не будет возможности в реанимации спокойно набрать шприц. Я резко юркнул в туалет, в котором, на счастье, никого не оказалось, мгновенно закрыл за собой дверь на задвижку и принялся спиливать носик у ампулы.
Прекрасно, веду себя как наркоман. Стою в туалете со шприцем. Докатился. Представляю, если кто увидит. Я опустил шприц в карман, туда же пустую ампулу, открыл дверь и отправился в реанимацию.
Омоновцев у дверей не было и в помине, может, они уже сняли свой караул, так же как на днях, в прошлую среду, упразднили «Пост номер один» у Мавзолея. Власти решили этим поступком сказать коммунистам: «Вот вы так с нами, а мы тогда больше не будем труп вашего Ленина стеречь!»
Леня лежал уже не такой бледный, подмигнул весело, но мне некогда было рассусоливать. Я быстро подошел, приподнял рукав его больничной сорочки, достал из кармана шприц, снял с иголки колпачок, было не до ватки со спиртом, и занес над Лёниным плечом.
— С ума сойти! У нас новый медбрат появился! Какое счастье!
В дверях стояла Маринка Веркина. Почему-то я не услышал, как она подошла. Хотя с ее габаритами это немудрено. Она еще немного полюбовалась картиной, а потом резко повернулась и вышла вон, хлопнув дверью.
Попался. Так мне и надо! Не умеешь — не берись. Ничего не понимающий Леня выжидающе смотрел на меня.
— Доктор, ну мы вмазываться будем или как?
Я с сомнением покачал головой, снова насадил на иглу пластмассовый колпачок, сунул его в карман и пошел на выход.
Маринка сидела в своем любимом кресле и курила. При моем появлении она выпустила дым в потолок и поинтересовалась:
— Значит, ты меня за полную дуру держишь?
Я вытащил сигарету, присел и чиркнул зажигалкой.
— Марин, да почему сразу за дуру? С чего вдруг такие выводы?
Говорил я это скорее механически, понимая, что нужно срочно чем-то заполнить паузу. Но ничего путного в голову не лезло. И хоть я и умел морочить людям голову, врать сейчас Маринке не было ни настроения, ни желания.
— Почему? Давай расскажу! — Она развернулась ко мне фронтально и подвинула поближе пепельницу. — Наверное, потому, что считаешь, я ничего не вижу, не слышу, не анализирую. Скажи-ка лучше, этот уголовник, он тебе кто?
— Как кто? — споткнулся я, но через секунду снова механически заладил: — Больной, я его оперировал, сама знаешь, ведь ни одной операции за всю неделю, вот я и кручусь с ним, больше-то не с кем!
Маринка с интересом слушала, даже голову набок наклонила, как иногда собаки делают. Я воодушевился и продолжил: