Преступления инженера Зоркина
Шрифт:
— Все в порядке, — сказал Ибрагим, закуривая сигарету.
— А я перетрухнул, — признался Виктор, — только что из ворот майор милицейский вышел. Надо же такому случиться!
Ибрагим мрачно усмехнулся.
Сосед, наверное... А вообще здорово получилось: охотник мимо прошел и волка не заметил.
Весь разговор продолжался не более десяти секунд. Воры ускорили шаг, миновали несколько кварталов и сели на трамвай, шедший в сторону Ирининого дома.
Ибрагим скоро охладел к Ирине как к любовнице. Она перестала его интересовать, и он
Для Ибрагима не существовало в этом вопросе никаких моральных заповедей. Здесь он действовал без оглядки, шел напролом. Если ему нравилась жена коллеги-торговца, он уже на второй раз после знакомства предлагал ей солидную сумму в обмен на ее тело. Кое-кто в ответ деланно возмущался, напоминая, что находит странным такое предложение от приятеля мужа. Но Ибрагим знал, чем дышат эти женщины, что нет для них более святого божка, чем хрустящая сотня.
Ирина поначалу ревновала Ибрагима, упрекала его за измены. Но потом, как-то само собой получилось, что она стала довольно равнодушно относиться к его похождениям. И однажды уступила настойчивым просьбам Виктора Лукьянова, просто «мщения ради». Ибрагим, узнав об этом, остался равнодушен, только лениво усмехнулся.
Короче говоря, в последнее время всех троих связывали, если так можно выразиться, лишь деловые интересы. Ворованные деньги распределялись по раз навсегда заведенному правилу: половину брал себе Ибрагим, другая половина делилась поровну между Виктором и Ириной. Деньги у молодых людей не держались, они растрачивали их буквально за несколько дней. Потом просили у Ирины; она скрепя сердце одалживала Ибрагиму, но с легкой душой давала деньги Виктору. Лукьянов никогда не забывал отдать долг, возвращал с процентами в виде дорогого подарка. Ибрагим же предпочитал не вспоминать о взятых деньгах, и, когда Ирина напомнила ему однажды об этом, ответил спокойно:
— Свои люди — сочтемся. А ты, вот что, не бесись. Ты лучше себе мальчика заведи, я разрешаю.
Как ни оскорбительно было все, что сказал Ибрагим, Ирина обрадовалась. Она боялась его дикого нрава, боялась страшной ярости. Ей хотелось любить. Впрочем, любить она уже не могла. Слишком много наносного, плохого, лживого накопилось в ее душе. Но она все же надеялась познать хотя бы раз любовь, о которой так много написано.
Ибрагим нервничал. Это было заметно по его лицу, по светлым пятнышкам, вдруг появлявшимся в черных неулыбчивых глазах, по тому, как он курил сигарету за сигаретой.
— Страховать нас нужно! — бросил он отрывисто. — В следующий раз с нами пойдешь, будешь сторожить.
Ибрагим, хорошо знавший воровской жаргон, никогда не употреблял его в разговоре, даже в кругу своих. В этом он тоже руководствовался принципом осторожности. Он считал, что блатное слово, ненароком сорвавшееся с языка, может послужить уликой, вызовет подозрение у приятелей — завмагов. А Ибрагим был вне подозрения. Виктор Лукьянов слепо следовал этому правилу главаря. Ирине жаргон претил, она
Предложение Ибрагима не понравилось Ирине. Она сухо ответила:
— Хочешь, чтобы я провалилась. Ведь хозяева меня знают. Что они подумают, увидев меня около дома?
Ибрагим, скрипнув зубами, выругался:
— Парня нужно! Найди! Тогда один буду на дело ходить, Виктор и тот, второй, на страховке. Один в одном конце улицы, второй в другом, чтобы видели друг друга.
И Ирина нашла Рашида. Он подходил по всем статьям: студент, денег за душой ни копейки, помыслами чист, к тому же влюбился до безумия.
Вся система запутывания Рашида была продумана Ибрагимом. Правда, когда он предложил Ирине отправиться на Хивинскую и пробыть там до их ухода, она поначалу воспротивилась. Но Ибрагим успокоил Ирину, сказав, что хозяев не будет всю ночь: они уедут вместе с детьми на свадьбу в район.
Квартира оказалась богатой. В ней жил продавец скобяного ларька Матвалиев, выгодно сбывавший на сторону высококачественные краски. Ибрагим и Виктор проникли в дом через окно столовой и, не теряя ни секунды, приступили к поиску. Обшарив все, перешли в спальню и здесь, в нижнем ящике трельяжа, нашли семь сберкнижек на предъявителя. Наличных денег не было.
Несмотря на то, что дом был пуст, воры действовали очень тихо, почти бесшумно и не торопясь. Оставалось пройти через коридор, проникнуть в кухню. В их практике случалось, что как раз в кухне и были спрятаны сотни и тысячи рублей, причем в самых неожиданных местах.
Но что это!? Воры ясно услышали, как в кухне кто-то заворочался на кровати, потом мальчишеский голос спросил: «Кто там?» и включился свет. Ибрагим и Виктор остолбенели: пятнадцатилетний сын Матвалиева не уехал с родителями, остался дома.
Ибрагим прижался к стене, выхватил из портфеля короткий ломик-фомку, протянул его Виктору. Мотнул головой в сторону кухни. Тот, по-кошачьи мягко ступая в полуботинках на толстой каучуковой подошве, подкрался к двери. Мальчик молчал, видимо, прислушивался, потом снова спросил:
— Кто здесь?
Решившись, он распахнул дверь. Розовощекий, еще не совсем пробудившийся от сна, он стоял на пороге, раскрыв от любопытства рот, испуганно моргая. Миг — и на голову мальчугана обрушилась фомка. Глухо охнув, подросток осел на пол, опрокинулся на спину. Виктор тотчас захлопнул дверь.
Ибрагим сжал руку Виктора своими цепкими пальцами, забрал ломик, положил его в портфель. Потом они добрались до столовой. Прошли секунды: Ибрагим, легко преодолев подоконник, махнул рукой Виктору...
Когда он рассказал об этом Ирине, она ахнула. В ответ Ибрагим оскалился в злой усмешке:
— Обошлось. Мальчишка в больнице, через неделю выпишется. Матвалиев даже своим друзьям правды не рассказал, выдумал, что сын с дерева свалился. Боится, как бы следствие не началось, тогда узнают и о его делишках.