Превосходство этажерок
Шрифт:
Ему вообще стало нехорошо, когда заводчики озвучили цену своего нового творения. Не менее двухсот пятидесяти тысяч рублей за штуку стоил их новый истребитель при оформлении заказа разом на сто бортов. Ну, или же чуть дешевле, при установке более слабого двигателя. Да за такие деньги он мог купить полдюжины И-1! Но тут приходилось признавать очевидный факт — новейший И-6 крыл своего предшественника, как бык овцу. Доказательством тому была демонстрация учебного боя над заводским аэродромом, в котором заводской летчик-испытатель не смог противопоставить управляемой Алексеем Михайловичем машине вообще ничего. По сути, повторялась ситуация с кораблями, когда куда более дешевый устаревший броненосец в любом случае проигрывал новейшему дорогущему линкору. Вот и всплывала у командующего ИВВФ в голове фраза о том, что скупой платит дважды, всякий раз как он начинал подсчитывать потребные затраты на полное обновление авиапарка. Другое дело, что в этом вопросе он, пусть со временем, имел возможность разобраться. Куда же большее количество вопросов возникало при
Ни много, ни мало, в ближайшие годы они планировали подгрести под себя весь европейский рынок пассажирских авиаперевозок, пустив на воздушные линии десятки, а то и сотни модернизированных У-3, равных которым до сих пор не имелось ни у кого. Для чего требовалось согласовать с союзниками, как повсеместное открытие международных аэропортов, так и раздел сфер влияния в этой отрасли экономики. Но даже это было не все. Построенные их стараниями два автомобильных завода обладали годовой производительностью в 25000 автомобилей каждый. Естественно, при работе в 2 смены. И всей этой полусотне тысяч машин требовался платежеспособный рынок сбыта, выступить которыми могли лишь страны Старого света. Причем влезть с такого рода товаром в ту же Францию или же Великобританию, не представлялось возможным в принципе. О честной конкуренции на их территориях нечего было даже мечтать. Зато все остальные европейские государства вполне себе подлежали дележке. Как ни крути, а один из этих автомобильных заводов являлся казенным, и загрузить его работой виделось отнюдь немаловажным делом в условиях постоянного дефицита бюджета. Потому идея полностью запретить автомобилестроение в Германии, Австрии, Чехословакии, Венгрии, Османской империи и вообще во всех странах, что образуются на бывших территориях понесших поражение государств из блока Центральных держав, виделась здравой и заманчивой. Оставалось только поделить эти рынки с теми же французами и англичанами, параллельно полностью перекрыв их для американцев. Слишком уж сильно последние убежали вперед в плане производственных возможностей и ценовой политики своих заводов за счет насыщения внутреннего рынка сотнями тысяч моторов. И тут ожидался кровавый бой, поскольку откровенно опоздавшие на войну американцы, требовали для себя слишком многого, включая введение по всему миру режима свободной торговли.
Но все эти и многие другие вопросы отошли даже не на второй, а на десятый план, когда союзники созрели для подведения итогов войны. Изрядно затянувшаяся Парижская мирная конференция наглядно продемонстрировала, что у каждой страны-победителя имелось свое собственное мнение по поводу будущего проигравшей стороны. И зачастую доходило до того, что страны, имевшие единый взгляд на один вопрос, становились ярыми противниками по другому вопросу. К примеру, что Россия, что Франция, желали разделить Германскую республику на множество отдельных государств, против чего категорически выступали Великобритания с США поддержанные Италией, которым требовалось сохранить рычаг давления на политику континентальных держав в лице жаждущих реванша немцев. При этом Великобритания с США и Россией выступали за очень осторожный подход к вопросу подсчета репараций, чтобы окончательно не разрушить ими экономику немцев и сохранить для себя столь емкий рынок. Франция же, наоборот, держала курс на полное уничтожение экономики Германской республики, чтобы даже спустя два поколения та не смогла бы отойти от нанесенного ей удара.
Понять можно было, и тех, и других. Французы искренне желали не только возвращения утерянных чуть более 45 лет назад Эльзаса с Лотарингией, но также присоединения к себе углепромышленного бассейна долины реки Саар, без каких-либо дальнейших последствий для своей безопасности. Русские же, помимо международного признания отторжения всей территории Восточной Пруссии в свою пользу, требовали отделения от Германии всех прежних польских земель. Пусть Николаю II это и не приходилось по нутру, но воссоздание целостной Польши, даже в виде внутрироссийской автономии, являлось делом чести, коли он лично дал подобное обещание в самом начале войны. При этом требовалось не уничтожить собственными руками все довоенные торговые связи, что были столь необходимы погребенной под долгами России. Итальянцы же с англосаксами откровенно побаивались значительного усиления двух остающихся великих континентальных держав, которые, не имея противовеса в лице Германии, уже совсем скоро могли начать диктовать свои условия всем и каждому. Особенно их беспокоила Россия, потребовавшая передачи в свое владение, помимо немецких земель, обещанный союзниками Константинополь с прилегающими территориями. Никто ведь, давая столь серьезное обещание, не предполагал сохранения Российской империи на политической карте мира по окончанию войны. Теперь же наступал момент ответа за свои слова.
Как результат полнейшей невозможности дипломатов и министров иностранных дел прийти к консенсусу, в июне 1918 года в Париже состоялась встреча самих глав государств «Большой пятерки». Так император Российской империи, Романов Николай Александрович; премьер-министр Великобритании, Дэвид Ллойд Джордж; премьер-министр Франции, Жорж Банжамен Клемансо; премьер-министра Италии, Паоло Бозелли; и президент США, Томас Вудро Вильсон, поделили мир. Пусть для представителей средств массовой информации и участников от прочих государств отыгрывалось обязательное представление всеобщей сопричастности к происходящим историческим событиям, настоящие решения принимались именно
За две недели ругани, перечисления ратных достижений своих государств, потрясания «военными мускулами» и небывалого доселе торга, высокие договаривающиеся стороны пришли-таки к результату, который не устроил никого, но добиться чего-либо лучшего не представлялось возможным без новой войны, к которой нынче не был готов никто. Россия не претендовала на немецкие колонии в Африке и тихоокенском регионе, а также ограничивалась занятием лишь европейской части Стамбула с территорией доходящей до Чаталджинской оборонительной линии, в обмен на Восточную Пруссию, бывшие территории Польши, и списание трехсот миллионов фунтов стерлингов государственного долга со стороны Великобритании. При этом сама Германская республика сохраняла свою целостность, дабы было с кого спрашивать долги. Англия же получала карт-бланш на отторжение приглянувшихся ей территорий Османской империи и совместно с прочими союзниками делила заграничное имущество немцев, включая колонии. По-честному или по справедливости — то уже не касалось русских. Италия же с США получали меньше всего, как в силу наименьшего вклада привнесенного в общий котел победы, так и в силу недостаточности военных сил, как скаламбурил кто-то по окончании переговоров. Сильно уступающие русским на земле и англичанам на море они были вынуждены пойти в кильватере главных строителей победы, хоть президент США и предупредил остальных о неприятии его страной на официальном уровне достигнутых решений.
Казалось бы — вот оно! Согласие среди большинства достигнуто и нынче можно передавать его на ознакомление проигравшей стороне. Но еще три месяца ушло на шлифовку текста договора, внесение в него ряда изменений, дополнений и исправлений, пока, наконец, подгоняемые гневными окриками из Петрограда, союзники не удовлетворились полученным конечным результатом. Ведь после демобилизации войск у тех же французов с англичанами осталось на континенте всего 39 дивизий против 100 русских, чья армия, мало того, что до сих пор контролировала почти всю территорию бывшей Австро-Венгрии, так еще продолжала являться главным пугалом Антанты для Германии. А выводить из себя потерявшего единственного сына и прямого наследника Николая II остерегались абсолютно все. Не в том настроении отныне пребывал император всероссийский, чтобы страдать всепрощением.
По всей видимости, подцепленный, либо в Париже, либо на обратном пути, самим монархом вирус «испанки» смог продержаться в его организме достаточно долгое время, чтобы добраться до столицы Российской империи и впоследствии перейти на самых близких людей. Во всяком случае, именно семья императора и его двор вместе с прислугой оказались первыми зараженными новым штаммом гриппа на территории России. Хотя и в экипаже императорской яхты «Штандарт» оказалось немало больных. Но среди десятков последовавших смертей лишь одна сыграла действительно судьбоносную для всего мира роль.
Романов Алексей Николаевич скончался спустя трое суток течения болезни от внутреннего кровоизлияния в легких. Пусть доставшаяся по наследству от матери болезнь и так отводила ему не много лет жизни, столь неожиданный уход цесаревича лег тяжким грузом на сердце Николая II, винившего в случившемся себя. Ведь именно он привез во дворец убившую сына заразу. С учетом же морганатического брака младшего брата императора, автоматически лишившего того возможности взойти на престол, отныне наследовать ему должен был двоюродный брат — Кирилл Владимирович, от которого сам император был, мягко говоря, не в восторге в силу множества скандалов связанных с его именем. Потому мгновенно постаревший лет на десять и сделавшийся совершенно мрачным самодержец принялся «чудить», как деликатно отзывались попадавшие под его горячую руку ближние. До рукоприкладства, конечно, не доходило. Но за неисполнение или же ненадлежащее исполнение поставленной задачи отныне можно было мгновенно распрощаться с годами создаваемой карьерой. Вот и в общении с практически уже бывшими союзниками Николай Александрович начал проявлять все большее недовольство и горячность в бросаемых в их адрес словах. И лишь те немногие, кто добыл стране победу в столь страшной войне, продолжали пользоваться его благосклонностью. Потому визит морского министра и командующих трех флотов, один из которых являлся воздушным, прошел в практически дружеской обстановке, не смотря на поднятую весьма неприятную тему откровенной слабости российского флота.
— То, что мы не столь сильны на море, как того хотелось бы, мне прекрасно известно, Иван Константинович, — прервал очередную жалобу морского министра на недостаток финансирования Николай II. Да, про корабельный состав отечественного флота можно было разве что промолчать — итальянцы и те оказывались сильнее, особенно если учесть, что вся четверка балтийских линкоров по результатам отгремевших сражений требовала капитальной перестройки. Более того, эти слишком тонкобронные корабли уже никак не могли называться полноценными линкорами, а для перехода в класс линейных крейсеров у них недоставало, ни скорости хода, ни мореходности. В подобной ситуации уже начинали появляться мысли о необходимости сохранения большей части выставленных минных полей, так сказать, на всякий пожарный случай. Мало ли кто из вчерашних союзников решит незваным гостем наведаться в Петроград и постучаться в его «врата» снарядами крупного калибра? Ему ведь даже противопоставить будет нечего! — Именно по этой причине мною не были приостановлены, как финансирование устройства батарей береговой обороны, так и непосредственно кораблестроительные программы.