Прежде, чем их повесят
Шрифт:
Глокта тяжело вздохнул.
— Архилектор ждет… моих объяснений.
Виссбрук забулькал:
— С чего это мне в голову пришел образ крыс, бегущих из горящего дома?
«Очень уместное сравнение. Если только учесть, что крысы бегут от огня, чтобы прыгнуть в мясорубку».
— Бросьте, генерал. — Коска уперся затылком в стену, легко улыбаясь. — Наставник вообще мог не показывать нам письмо. Мог бы просто ускользнуть ночью — и правильно сделал бы. Я бы именно так и поступил.
— Позвольте мне вкратце обрисовать ваши достижения, — усмехнулся Виссбрук. —
— Я прекрасно представляю положение, — отрезал Глокта.
«Запах паники за последние дни так усилился, что скоро и мертвые его почуют».
— Но приказ архилектора предельно ясен. Сражаться до последнего человека. Не сдаваться.
Плечи Виссбрука поникли.
— Сдаваться — в любом случае не выход.
Он поднялся, неуверенно поправил мундир и медленно задвинул кресло под стол. В этот миг Глокта готов был посочувствовать ему.
«Его стоило бы пожалеть, только я растратил свою жалость на Карлоту дан Эйдер, которая ее вовсе не заслуживала».
— Позвольте предложить вам совет человека, видевшего гуркские застенки изнутри. Если город падет, рекомендую: лучше покончить с собой, чем попасть им в руки.
Глаза генерала Виссбрука расширились на мгновение, он опустил взгляд на прекрасный мозаичный пол и сглотнул. Потом он поднял лицо, и Глокта с удивлением увидел горькую улыбку.
— Пожалуй, не об этом я мечтал, когда вступал в армию.
Глокта похлопал тростью по искалеченной ноге и тоже улыбнулся.
— Я мог бы повторить то же самое. Как писал Столикус? Сержант на призывном пункте продает сладкие сны, а доставляет кошмары.
— Да, очень уместно.
— Если это вас утешит, подозреваю, что меня ждет судьба не лучше вашей.
— Слабое утешение.
Виссбрук щелкнул каблуками идеально начищенных сапог. На несколько мгновений он застыл по стойке «смирно», затем, не говоря ни слова, повернулся к двери. Стук каблуков разнесся по залу и затих в коридоре.
Глокта повернулся к Кадии.
— Что бы я ни говорил генералу, настоятельно советую вам сдать город при первой возможности.
Кадия поднял усталые глаза.
— После всего? Теперь?
«Именно что теперь».
— А вдруг император решит проявить милосердие? В любом случае не вижу смысла для вас продолжать борьбу. Сейчас еще можно найти тему для переговоров. Вы можете выторговать какие-то условия.
— И это все утешение, которое вы можете предложить? Милость императора?
— Это все, что есть. Как там про
Кадия неторопливо кивнул.
— Как бы все ни кончилось, я хотел бы поблагодарить вас.
«Меня, старый дурак?»
— За что? За то, что разрушил ваш город и бросил на милость императора?
— За то, что обращались с нами с некоторым уважением.
— Уважением? — фыркнул Глокта. — Пожалуй, я просто говорил вам то, что вы желали услышать, чтобы получить то, что нужно мне.
— Возможно. Но спасибо ничего не стоит. Ступайте с богом.
— Вряд ли Бог последует за мной туда, куда я направляюсь, — пробормотал Глокта вслед шаркающему к двери Кадии.
Коска ухмыльнулся.
— Что, наставник, обратно в Адую?
— Именно, обратно в Адую.
«Обратно в дом допросов. Обратно к архилектору Сульту».
Мысль не радовала.
— Может, увидимся там.
— Думаете?
«Скорее, тебя порубят вместе с остальными, когда город падет. И тогда не удастся посмотреть, как меня вешают».
— Я твердо усвоил, что шанс есть всегда. — Коска улыбнулся, отлепился от стены и торжественным шагом направился к двери, с небрежным изяществом придерживая эфес меча. — Не люблю терять хорошего нанимателя.
— Я сам не люблю теряться. Но готовьтесь к разочарованию. В жизни полно разочарований.
«И часто самое сильное — то, как она кончается».
— Хорошо. И если один из нас испытает разочарование… — В дверях Коска поклонился с театральной торжественностью, осыпающаяся позолота кирасы блеснула в луче утреннего солнца. — Это была большая честь.
Глокта сидел на кровати, водя языком по пустым деснам и поглаживая пульсирующую ногу. Он оглядел свою квартиру. Или квартиру Давуста.
«Здесь старый колдун пугал меня в полночь. Отсюда я смотрел на горящий город. Здесь меня чуть не съела четырнадцатилетняя девочка. Добрые воспоминания…»
Глокта поморщился, вставая, и похромал к сундуку, который привез с собой. «А здесь я подписал расписку на миллион марок, выданных авансом банкирским домом „Валинт и Балк“». Из кармана пальто он вытащил плоский кожаный футляр, полученный от Мофиса. Полмиллиона марок в драгоценных камнях — все практически целехонько. Глокта снова ощутил искушение открыть футляр и запустить внутрь руку, чтобы почувствовать между пальцев холодную, твердую, шуршащую квинтэссенцию богатства. Глокта с трудом преодолел искушение, с трудом нагнулся, одной рукой сдвинул стопку сложенной одежды, а другой зарыл футляр поглубже.
«Черное, черное, черное. Надо разнообразить гардероб…»
— Уезжаете, не попрощавшись?
Глокта резко и яростно выпрямился — и его чуть не вырвало от пронзившей спину боли. Он протянул руку и захлопнул крышку сундука — еле успев плюхнуться сверху, прежде чем ноги подкосились. В дверном проеме стояла, хмурясь, Витари.
— Проклятье! — прошипел Глокта. Брызги слюны вырывались в дыру между зубами при каждом судорожном выдохе, левая нога онемела, как чурбан, правую сводило судорогой.