Прежде чем мы стали чужими
Шрифт:
На первом этаже я нашел телефон-автомат. Возле него сидела девушка в спортивном костюме и темных очках. Она прижимала телефонную трубку к уху.
– Бобби, я жить без тебя не могу, – плакала она, вытирая слезы, текущие по щекам. Всхлипнув, она показала мне на коробку салфеток: – Эй? Можешь передать мне эту штуку?
Я взял коробку со стола, стоящего рядом с продавленной кушеткой, пропахшей дешевым куревом, и протянул ей.
– Ты еще долго?
– Серьезно, что ли? – она сдвинула очки на кончик носа и поглядела на меня поверх них.
– Мне
Господи, я выгляжу как идиот. Еще больший, чем она.
– Бобби, мне надо идти, тут какой-то придурок должен позвонить маме. Перезвоню минут через пятнадцать, ладно? Ну да, парень, – она оглядела меня сверху донизу. – На нем футболка с роботом. Да, загорелый… Тощий.
Я развел руками, как бы говоря: В чем проблема?
– Ладно, Бобби, я тебя лублю… Нет, ты первый вешай… Нет, ты…
– Давай уже, – прошептал я.
Она встала и дала мне трубку:
– В твоем распоряжении.
– Спасибо, – ответил я. Она закатила глаза. – Лублю, – передразнил я ее, пока она уходила по коридору.
Я сунул в телефон карточку и набрал мамин номер.
– Алло?
– Привет, мам.
– Матиас, как ты там, милый?
– Хорошо. Вот как раз заселился.
– Ты папе звонил?
Я зажмурился. Я перевелся в Нью-Йоркский университет исключительно для того, чтобы между мной и моим разочарованным во мне отцом оказалась вся страна. Даже несмотря на все мои университетские призы за лучшие фотографии, он считал, что будущего в этом нет.
– Нет, пока только тебе.
– Мне везет, – серьезно заявила она. – Как общежитие? Ты уже видел фотолабораторию?
Мама единственная, кто поддерживал меня. Ей нравилось быть сюжетом моих фотографий. Когда я был маленьким, она отдала мне старый фотоаппарат своего отца, с чего и началось мое увлечение. В десять лет я снимал все и всех, кого только мог.
– Общага нормальная, лаба отличная.
– Ты с кем-нибудь уже познакомился?
– С девушкой. Ее зовут Грейс.
– А-а…
– Нет, мам, это не то. Мы просто общались. Я ее и встретил-то только вчера, и мы несколько минут потрепались.
Девушка-с-лублю вернулась. Она уселась на кушетку, картинно оперлась на руку и уставилась на меня снизу вверх. Ее перевернутое лицо действовало мне на нервы.
– Она тоже изучает искусство?
– Да. Музыку. Она симпатичная.
– Ну и прекрасно.
Я слышал, как в телефонной трубке звенит посуда. Я подумал, если бы мама все еще была замужем за отцом, она бы не мыла посуду сама. Мой отец был успешным юристом в сфере развлечений, а мама преподавала искусство в частной школе за скудную зарплату. Они развелись, когда мне было четырнадцать. Отец сразу же женился снова, а мама так и не вышла замуж. Позже я решил жить с отцом и мачехой, несмотря на то что в крошечном мамином домике в Пасадене всегда было более уютно. Но у отца было больше места для нас со старшим братом.
– Ну
– Правда? Когда?
– За несколько дней до твоего отъезда. Я думала, ты уже знаешь.
Мы с братом не разговаривали, особенно про Монику, которая когда-то была моей девушкой. Брат пошел по стопам отца и вот-вот должен был получить адвокатскую лицензию в Калифорнии. Он считал меня лузером.
– Рад за них, – сказал я.
– Да, они друг другу подходят. – Мы оба замолчали. – Ты тоже кого-нибудь встретишь, Мэтт.
Я засмеялся.
– Мам, с чего ты взяла, что я кого-то ищу?
– Только по барам не ходи.
– Я больше ходил по барам до двадцати одного, чем сейчас.
Лублю-девушка закатила глаза.
– Все, мам, пока, мне надо идти.
– Хорошо, милый. Звони мне. Мне интересно про Грейс.
– О’кей. Лублю, мам.
Уходя, я подмигнул девушке, которая не сводила с меня глаз.
– Я тоже тебя лублю, – рассмеялась она.
5. Ты была как свет
МЭТТ
Я убивал время, перебирая свое портфолио. Вообще-то я понимал, что надо было бы куда-то ходить и встречаться с людьми, но в настоящий момент мне хотелось встретить одну конкретную персону, и я ждал, что она куда-нибудь выйдет или откуда-нибудь придет. Не знаю, насколько прозрачны были мои намерения, но я оставил дверь приоткрытой, и мне было наплевать, особенно когда я услышал голос Грейс в коридоре.
– Тук-тук.
Я вскочил, пытаясь натянуть рубашку, но не успел – она ткнула в дверь указательным пальцем, и та открылась.
– Ой, извини, – смутилась она.
– Да ничего страшного, – я улыбнулся, распахивая дверь настежь. – Привет, соседка!
Она оперлась о косяк. Ее взгляд не спеша спустился с моего лица, пробежал по груди вниз, по свисающим джинсам и ниже, до самых моих черных ботинок.
– Классные у тебя… ботинки, – она снова смотрела мне в глаза, слегка приоткрыв рот.
– Спасибо. Не хочешь зайти?
Она тряхнула головой:
– Нет. Вообще-то я зашла спросить, не хочешь ли ты пообедать. Бесплатно, – быстро добавила она и, прежде, чем я успел что-то ответить, выпалила: – Тебе там даже приплатят.
– Что это за место такое, где приплачивают за обед? – приподнял я бровь.
Она рассмеялась.
– Верь мне. Пошли, надевай рубашку. Давай.
Я провел рукой по волосам, которые торчали в разные стороны. Ее глаза снова пробежали по моим рукам и груди. Мне было трудно отвести взгляд от ее лица сердечком, но я сделал усилие и стал смотреть на руки, которыми она размахивала. На ней были черное платье с цветочками, колготки и маленькие черные туфельки. Она пару раз качнулась на каблуках. Всем своим обликом она напоминала мне птичку колибри, такую маленькую, всегда трепещущую, всегда в движении.