Прежде всего любовь

Гиффин Эмили

Во-первых, я ему поверила, а во-вторых, других достоинств у меня не было, так что я дала ему свой номер и мы быстро сблизились. Обычно мы ходили по барам и пили или сидели в квартире у одного из нас и тоже пили. Еще мы выгуливали его собаку, древнего черного лабрадора по имени Вуди, и вместе ходили на курс антропологии. Мы прогуливали его так часто, что раньше даже не знали, что оба на него записаны. Еще мы бывали на концертах и любили покурить травку.

Наша дружба казалась странной… просто потому, что она вообще имела место. Не только из-за того, что парни якобы не могут дружить с девушками. У нас было очень мало общего, даже в колледже, когда людей многое связывает.

Гейб был не такой, как

все, он совсем не походил на моих подруг или тех парней, к которым меня тянуло. Он мне нравился, хотя иногда любил меня унизить. Я быстро потеряла счет случаям, когда он недоверчиво смотрел на меня и говорил что-то вроде «И как ты можешь этого не знать?» или «Тебе точно надо это посмотреть/прочитать/услышать». Но он абсолютно точно ценил мою прямоту, так же как я – его сложность, и мы сошлись.

Прошло уже много лет, но Мередит и другие мои друзья все еще удивлялись невинности нашей дружбы. Они обвиняли нас в том, что мы тайно встречаемся. Или подозревали, что Гейб хотя бы в меня влюблен. Или я в него. Я всегда твердила, что это не так. Да, конечно, между друзьями разного пола порой возникает мимолетное влечение, особенно если они выпивают вместе. Но между мной и Гейбом никогда не случалось ничего предосудительного, не говоря уж о заранее обреченной попытке построить настоящие отношения. Постепенно нам стало ясно, что никто из нас не хочет рисковать дружбой из-за похоти, одиночества или простого любопытства. Короче говоря, мы живое доказательство того, что парень с девушкой могут просто дружить.

Помогало, конечно, и то, что Гейб был не в моем вкусе. А я не в его. Я фигуристая блондинка, довольно обычная, хотя и симпатичная, а Гейб любит маленьких тощих брюнеток, лучше с экзотической внешностью. Две его последние девушки были азиатки с фигурами мальчиков. А я люблю широкоплечих, крепких, голубоглазых парней, тогда как Гейб длинный, тощий, темноглазый и вечно небритый. Иногда щетина превращается в настоящую бороду, и это реально мерзко.

– Не пойми меня неправильно, – говорит Гейб и машет бармену, чтобы заказать еще пива. Судя по его выражению лица, он хочет и дальше говорить об Уилле. Ну конечно. – Я рад, что вы расстались.

– Страшно круто, – говорю я, – ты рад, что мне тридцать семь, я одна и окончательно отчаялась?

– Типа того, – улыбается он.

Я улыбаюсь, понимая, о чем он. Я чувствую то же самое. Я всегда радуюсь, когда Гейб один. Когда он расстался с последней девушкой, я вздохнула с облегчением. Она отличалась страшным снобизмом и все время хвасталась своими знакомыми. Не то чтобы мы не желаем друг другу счастья. Желаем, конечно. Я хочу, чтобы Гейб влюбился, женился и завел семью (хотя он совершенно не уверен, что создан для этого), и я знаю, что он хочет того же для меня. Но глупо скрывать, что близким одиноким друзьям часто бывает проще без других людей. И к тому же мы всегда понимали, что не станем встречаться с тем, кого не устроит наша проверенная временем дружба. Однажды Гейб даже назвал ее защитным устройством, позволяющим отвадить нервных ревнивых девиц, которых он еще именует «психованными».

Забавно, что так и не подружился с Гейбом только Уилл. Он звал моего друга «депрессивным позером», а это было несправедливо, потому что Гейб никогда не пытается никого впечатлить и его вообще не интересует, что другие о нем думают. И он на самом деле не депрессивный, просто мрачный и едкий. Иногда люди от этого устают. Но он бывает и очень веселым, и он щедрый и верный. Я не сомневаюсь, что Гейб для меня все что угодно сделает.

– И что там с Мередит? – он меняет тему.

Я вздыхаю и пересказываю ему последние новости. Они с моей мамой планируют на декабрь что-то грандиозное.

– Пятнадцать лет прошло…

Он заинтересованно смотрит на меня.

– Они хотят

навестить Софи в Нью-Йорке.

– Софи? – спрашивает Гейб, и я понимаю, что уже много лет не упоминала ее имени. В отличие от Мередит и мамы, я не вижу смысла с ней общаться.

– Ну, девушку, с которой он встречался.

– А, точно, – Гейб свистит.

– Ну да. Как-то это нездорово.

– По меньшей мере странно, – он осторожно выбирает слова, как всегда в разговоре о Дэниеле.

– Это очень странно. Ненормально. Им пора жить своей жизнью.

Он поднимает брови и смотрит на меня. Я знаю, что он снова думает про Уилла. Я почти вижу у него над головой пузырь со словами «Чья бы корова мычала».

– Что? – защищаюсь я.

– Ничего, – невинно говорит он.

Я чувствую, что должна принять меры. Достаю телефон и быстро печатаю письмо.

От: Джози

Отправлено: 18 августа

Кому: Андреа Карлайл

Тема: На: Родительский комитет

Дорогая Андреа,

Спасибо вам за ваше замечательное письмо. Эди очаровательна, и я хотела бы познакомиться с ней поближе. Надеюсь, Зубная фея будет к ней добра. Я рада, что вы вызвались быть председателем родительского комитета. Конечно же, я согласна. Жду не дождусь встречи с вами. Действительно, мир очень маленький!

С любовью, Джози

Я быстро проверяю, не наделала ли ошибок, и отправляю письмо. Прислушиваюсь к свисту, с которым оно уходит. Мне кажется, что я сделала что-то необратимое.

– Смотри, – я показываю письмо Гейбу.

Он быстро проглядывает его, возвращает мне телефон и ухмыляется.

– Посмотрите-ка на мисс Держу-Себя-В-Руках.

– Я действительно держу себя в руках, – отзываюсь я и сама в это верю.

Ночью я просыпаюсь около двух часов и не могу заснуть. Я говорю себе, что просто нервничаю из-за начала учебного года, привыкаю к новому режиму, но приближается утро, и я понимаю, что причины лежат глубже. Я понимаю, что дело в Дэниеле, Софи, маме, Мередит, Уилле и Андреа. И, конечно, в Эди, которая наверняка крепко спит. Я представляю себе, как рассыпались по подушке ее светлые кудри. Думаю, что под подушкой лежит блестящая монетка, а девочке снятся волшебные сны. Думаю о своем разговоре с Гейбом, человеком, который знает меня лучше всех, который осведомлен о моих секретах, знает, о чем у меня болит сердце. Прямо сейчас я сожалею о допущенных ошибках, из-за которых мне приходится заводить себе парней на другом континенте. Парней не более реальных, чем Зубная фея.

Глава четвертая. Мередит

Вечером пятницы, за сорок пять минут до того, как мы с Ноланом собираемся выйти из дома и пойти ужинать с друзьями, няня присылает смс: «Извините. Я заболела и не могу присмотреть за Харпер сегодня. Отравилась ».

– Врет, – говорю я и кидаю телефон на стол с такой силой, что приходится проверять, не треснул ли экран.

Даже если бы я поверила, что она больна – а я не верю, – ее легкомысленное «извините» в сочетании с тремя смайликами вывело бы меня из себя.

– Кто врет? – спрашивает Нолан из гардеробной.

– Няня, – отвечаю я, – она не придет.

– А кто у нас няня? – спрашивает Нолан, выглядывая наружу. На нем боксеры, носки и новая светло-голубая льняная рубашка. Один из многих плюсов мужской жизни – по крайней мере, в нашем доме – в том, что Нолан не утруждает себя вопросами вроде найма нянь. Ему нужно только выбирать рубашки самому себе.

– Средняя дочка Тропперов. Спорим, ее просто мальчик куда-то пригласил.

– Она правда могла отравиться, – говорит Нолан, – это с людьми случается.