Прежде всего любовь
Шрифт:
– А как ты относишься к детям?
Он мнется, прекрасно понимая, чем вызван такой вопрос тетки далеко за тридцать, но сохраняет спокойный вид и говорит:
– Дети – это круто.
– Значит, у нас много общего, – говорю я, когда приносят напитки, – мы любим мясо, глютен и детей.
Пит смеется от души и поднимает бокал.
– За мясо, глютен и детей.
Наши стаканы соприкасаются. Потом соприкасаются наши колени. Я делаю глоток, жду секунду, и бросаюсь во все тяжкие.
– Знаешь, – говорю я, – это мое последнее свидание.
Он смотрит на меня
– Ты имеешь в виду, что больше никуда со мной не пойдешь?
– Вероятно. Ничего личного. Я решила это еще до встречи.
– И почему?
Я прокашливаюсь и говорю:
– Ну… мне тридцать семь, как и написано в моей анкете. Почти тридцать восемь. Так что мне кажется, что пора уже забыть про всю ерунду со свиданиями и поиском мужа. И ко всему прочему, – мне уже все равно, – шестилетняя дочь моего бывшего парня учится в моем классе. Она каждый день напоминает мне, что я отстала от всех и у меня кончается время. Так что, если ты не окажешься тем единственным и будущим отцом моих детей, это будет мое последнее свидание. Потом я пойду в банк спермы или заведу ребенка от незнакомца. Или перееду в Африку и посвящу жизнь заботе о бедных, – я улыбаюсь, – не то чтобы я на тебя давила или что-то такое.
Через два с половиной часа наше свидание заканчивается, и мы вдвоем стоим и ждем, пока парковщик пригонит нам машины. Хотя вечер оказался забавнее, чем я думала – твердая семерка, – никто из нас не упомянул «Барнс и ноубл».
– Ну? – говорит Пит, как будто читая мои мысли. – Это было последнее свидание?
– Похоже на то, – улыбаюсь я.
– Значит, не звонить тебе?
– А ты хочешь?
– Только если ты хочешь.
Я обдумываю его вопрос и говорю правду:
– Не знаю. Наверное…
– Нельзя ли более четкие указания? – смеется он.
– Ну… мне понравился вечер, и ты понравился, но мне не показалось, что между нами есть… искра.
Пит кивает.
– То есть ты едешь в Африку?
– Или в банк спермы, – парковщик кивает мне и вылезает из моей машины. Двигатель работает.
– Ну, удачи, – говорит Пит.
– Спасибо, – я протягиваю парковщику четыре бумажки по доллару и сажусь в машину.
Я чувствую, что Пит на меня смотрит, поэтому открываю окно и говорю:
– Кстати, у тебя очень красивая ямочка на подбородке.
Пит улыбается.
– Ее хватит для второго свидания? Пусть без искры?
– Сомневаюсь, но ты можешь попробовать, – перестраховываюсь я, хотя ни в чем не уверена.
Я машу ему на прощание и еду по Пичтри. Сразу же звоню Гейбу, не жду, пока доберусь до дома.
Он немедленно берет трубку.
– И как прошло?
– Семя одинокого материнства посеяно, – говорю я, – каламбур намеренный.
Глава шестая. Мередит
Втайне я радовалась тому, что после похорон Дэниела мне пришлось уехать в колледж, потому что в Атланте меня ждали бы горе и скорбь. Я звонила родителям так часто, как только могла себя заставить, потому что знала, как они обо мне беспокоятся: естественно, обычные родительские страхи стали
Мы с Льюисом встретились на занятиях по дикции, а потом получили роли Митча и Бланш в «Трамвае «Желание». Он был родом из Бруклина, и меня очаровал его актерский талант, а еще странности характера и утонченность, свойственная жителям крупных городов. Однажды после репетиции мы задержались дольше всех и обнаружили, что у нас есть еще кое-что общее, гораздо более значительное, чем актерство. Мы оба потеряли самого близкого родственника. Я рассказала ему про Дэниела и аварию, а он про свою единственную сестренку Рути, которая бросилась под поезд метро за неделю до своего шестнадцатого дня рождения.
Мы проговорили полночи, безжалостно анализируя свои трагедии. В итоге пришли к выводу, что, хотя смерть Рути эмоционально напряженнее и тревожнее, потеря Дэниела в некотором роде менее справедлива, потому что он был такой счастливый и успешный. Льюис мучился чувством вины, потому что не спас сестру, а я – потому что выжила. Разговор о потерях не только стал большим облегчением для нас обоих, но и помог нам сблизиться. Связь между нами была очень сильной, и явно возникла какая-то химия. Мы вместе плакали, потом обнялись, потом поцеловались.
К премьере мы уже были парой. Даже театральный критик из «Дейли орандж», весьма скупой на похвалы, отметил нашу «осязаемую тягу друг к другу» как один из успехов пьесы, пожаловавшись, что между Стэнли и Стеллой ничего подобного не происходит. Чтобы отметить выход статьи, мы занялись любовью. Это был мой первый раз, и Льюис пожалел, что у него секс уже был раньше.
Мы стали неразлучны. Избегали вечеринок и баров, предпочитая проводить время наедине или с небольшим кругом друзей-актеров. Мы выбирали одни и те же предметы, пробовались в одни и те же пьесы и каждую ночь проводили вместе, в его постели или в моей. Мы были слишком молоды, чтобы думать о браке, и вообще, нас не вдохновлял традиционный жизненный путь, но мы говорили о будущем и о выпуске. Будем ли мы работать на телевидении, в театре или в кино, переедем ли в Нью-Йорк или в Лос-Анджелес. Может быть, один из нас смог бы стать звездой и разбогатеть, но мы к этому не стремились. Нам было важно заниматься любимым делом и быть вместе.
Я была почти счастлива, насколько это вообще было возможно, учитывая все произошедшее. Несколько месяцев все казалось мне очень простым – обычный эффект любви. А потом все стало сложным – когда любовь закончилась. Это началось осенью на последнем курсе, когда мы оба пробовались в «Как вам это понравится». Льюис получил роль Жака. Роскошная блондинка по имени Поппи – роль Розалинды. А мне досталась оскорбительная роль Одри, деревенской девчонки. Мы с Льюисом никогда не конкурировали друг с другом, но тут вдруг я почувствовала недоверие и обиду. И ревность – особенно к Поппи, которой он восхищался.