При казенной бумаге
Шрифт:
– - На то и конвой, чтобы смотреть.... Всякое может случиться.
И по тону его голоса арестант понял, что веснушчатый, во всяком случае, еще не освободился от подозрений. Теперь уже нет никакого смысла устраивать вторичную попытку; слишком ясно, что ее тоже постигнет неудача.
Миновали, наконец, бесконечную дамбу и шли теперь по голой, открытой поляне, только кое-где поросшей жиденькими кустиками. Здесь даже заячьи быстрота и ловкость ничему не помогут. Арестант украдкой вздохнул и решил примириться с судьбой, которая
– - Ох, тошнехонько!
– - злился старший.
– - Хотя бы воды глоточек испить...
– - В поселке попросить можно. А то -- до тюрьмы далеко еще. Не утерпеть.
– - Правильно... Подбавляй шагу, ребята!
Вошли в поселок. Тут, на неширокой улице было все-таки прохладнее, чем в открытом поле. Пошли по теневой стороне, поглядывая где бы напиться.
На площадке перед церковью теперь никого не было, кроме двух тощих овец, щипавших остатки давно вытоптанной травы, и на запертой церковной двери висел огромный, словно на хлебном амбаре, замок. Пусто было, и на улице, словно вымер весь поселок.
Старший догадался:
– - Полдничают... Отмолились и полдничают. Мещане тут все богатые: едят хорошо, особливо в праздник. Вот бы похлебать после солдатской баланды-то...
– - Гляди, и воды не допросишься!
– - сомневался веснушчатый.
– - Не видать никого...
Заглянули в переулок, такой узкий, что деревья противоположных палисадников срослись в одну общую арку. Там, за облетающей листвой, разглядели стол, накрытый праздничной, с красными каемками, скатертью, а на столе -- большой глиняный кувшин, каравай хлеба, арбузы. Высокий сплюнул слюну и позвал:
– - А ну, кто-нибудь! Дали бы служащим человекам водицы испить...
Из дома выглянул хозяин, совсем лысый старик с огромной пушистой бородой. Посмотрел на солдат и на арестанта, щуря подслеповатые глаза.
– - Эв-ва... С праздничком! Ужо зайдите за загорожу. Собак у нас нетути... Заходите!
Старший нерешительно посмотрел на веснушчатого. Тот нахмурился и отрицательно покачал головой.
– - Чего ж не зайти?
– - удивился старший.
Из дома вслед за стариком показалась хозяйка, -- тоже старая, но дородная и крепкая, с гладким румяным лицом, выглядывавшим из-под пестрого платка. Так же, как муж, смотрела прищурившись, а потом перешла через палисадник и отперла калитку.
– - Притомились, чай?
– - Да уж чего!
– - махнул рукой старший. И, решительно шагнув через высокий порог, вошел в палисадник, завистливым глазом косясь на кувшин.
Арестанту тоже хотелось не только утолить жажду, но и отдохнуть немного. Он снял шляпу, обтер платком лоб и сказал веснушчатому, понижая голос, чтобы не услыхала старуха:
– - Зайдемте, что ли? Хотите, честное слово дам, что уж не убегу сегодня?
Веснушчатый все еще колебался. Подумав, спросил так же тихо, как говорил
– - В Бога веруете?
– - Верую.
– - Кто их знает, что за люди... Может, у вас сговорено было!.. Перекрестись.
Арестант с полной готовностью перекрестился. Веснушчатый пропустил его вперед, потом вошел и сам.
Старуха, наклонив голову набок, подперла рукой подбородок. Пристально смотрела на арестанта. Сказала тем певучим, мягким говорком, каким говорят все пожилые люди, живущие спокойно и сытно.
– - Всякому своя доля... Сказано: от тюрьмы да от сумы не отказывайся. А оно так и есть... Ох, Мать Богородица!.. Воду-то не след пить с устатка: болезнь заводится. Лучше бы винца испили, служивые. Вино доброе у нас, нонешнее. Вот оно, в кувшине... Подай кружку, старый...
– - Ай да хозяюшка!
– - прищелкнул языком старший.
– - Знает чем людей уважить.
Старик вынес жестяные кружки, украшенные картинками московского Кремля и Красной площади. Наполнил их из кувшина мутным и пенистым молодым вином.
– - Не обессудьте, для праздничка.
– - Покорнейше благодарим. Сто лет здравствовать!
Враз опорожнили кружки и с наслаждением перевели дыхание, как будто свалив с плеч десятипудовую тяжесть. Веснушчатый заторопился:
– - Ну, и с Богом! Уходить пора...
– - А куда торопиться?
– - степенно разглаживал бороду хозяин.
– - Присели бы вот на лавочку. А Марья сейчас горячее подаст: похлебаете. У нас на всех хватит. Марья, слышь?
Но веснушчатый упорно подвигался к выходу. Даже слегка потянул за рукав арестанта, чтобы тот следовал за ним.
Из дома пахло борщом.
– - Да, ведь, я же крестом обещался!
– - укоризненно зашептал арестант.
– - Чего боитесь?
Веснушчатый стоял на своем.
– - Не полагается. Вам -- ничего, а нам отвечать приходится.
У старухи слух оказался тонкий, как у молодой.
Обиженно поджала губы. Вытерла о передник нож и принялась пластать каравай.
– - Известно, мы по старинке: новых порядков не знаем... Прежде, бывало, странный человек не отказывался для праздника.
– - Оно хорошо бы -- похлебать-то, бабушка!
– - нерешительно тянул старший.
– - Но только как служба наша...
– - И служба не уйдет. Откушайте и пойдете себе, куда указано... Сами, вон, заморились, да и человека заморили совсем.
– - Идем, что ли?
– - торопил веснушчатый.
Старший вместо ответа присел на лавочку, держа винтовку между колен.
– - Дают, так бери. Люди душевные.
Веснушчатый покрепче взялся за рукав арестанта.
– - Я под ответ не хочу подводиться.
– - Ан я старший. Сиди!
И веснушчатый вдруг сдался и тоже сел, а из дому в это время вышла девушка с большой миской, от которой клубом валил пар.
Хозяин объяснил:
– - Внучка. Вот попробуйте, какова стряпуха.