При попытке выйти замуж
Шрифт:
— Отлично. Я готова. — Вася, при всей противности, временами бывал мил и трогателен.
— Завтра, в 14.00, ты должна прийти в N-ское отделение милиции и напроситься на прием к капитану Огурцову.
— Именно к нему? — уточнила я. — У него что — завтра с 14.00 часы приема населения?
— Нет, к сожалению, — вздохнул Вася. — Теоретически его может не быть на месте. Тогда… — Вася задумался.
— Тогда мне нужно найти капитана Помидорова, — подсказала я.
— Ну… типа того, — кивнул Вася. — Тогда идешь к кому попало и оставляешь телегу на твоего живодера.
Все пишешь, как есть: берет щенков, вымогает деньги,
— …из окна?
— Нет, по лестнице, и выскакивай на улицу так, чтобы он тебя заметил. Столкнувшись с ним, изобрази панический испуг. Вот и все.
— А если он войдет в отделение пятью минутами раньше, чем я выйду от Помидорова?
— Твои проблемы. Не засиживайся у Огурцова, не тяни резину. Настучи — и к окошку. — Васе надоело быть трогательным, и он вернулся к своей любимой тональности. — Мне нужно, чтобы он увидел, как ты выходишь из милиции и как ты испугалась. Все. Привет Гаврилычу.
— Непременно. А зачем все это, Васенька?
— Затем, что лучший способ подтолкнуть подозреваемого к неосторожным, разоблачающим его поступкам, — это напугать. Мы заставим их суетиться, и они себя выдадут. Понятно? Это мой собственный метод, — хвастливо закончил Вася и повесил трубку.
На следующий день, без четверти два, я вошла в двухэтажное здание N-ского отделения милиции и для начала спросила у дежурного, на месте ли товарищ капитан Огурцов. Дежурный, окинув меня пристальным взглядом, ответил, что товарищ капитан на месте, но настоятельно просил его не беспокоить. И тут же поинтересовался, а по какому, собственно, я вопросу. Я, томно вздохнув и слегка изогнув спину, сказала, что по личному. Дежурный прореагировал странно. Он сначала нахмурился, потом криво улыбнулся, потом сказал: «Тоже? Во Петюня дает!» — и лишь потом ткнул пальцем куда-то в небо, бросив мне сквозь зубы: «Шестой кабинет».
Шестой кабинет оказался на втором этаже, и дверь его была заперта. Сначала я постучала слегка, костяшками пальцев — никакой реакции. Потом я треснула кулаком — в кабинете опять сохранялась мертвая тишина. Наконец мне пришлось прибегнуть к более сильнодействующим средствам, а именно к ногам: повернувшись спиной к двери с номером шесть, я начала долбить в нее каблуком. Кое-какой результат был — открылись двери трех соседних кабинетов и оттуда высунулись трое разного вида и возраста мужчин в милицейской форме.
— Ага! — сказала я как можно более зловеще. — Наконец-то. Я уж думала, что никогда не дождусь и что все у вас тут оглохли. Человек там почти уже помер, а вам и дела нет.
Менты переглянулись, и один из них неуверенно спросил:
— А кто помер-то?
— Кто, кто, Огурцов! — заорала я. — То ли сердце, то ли прободение язвы. К двери подойти не может.
Наверное, на милиционеров произвел впечатление набор диагнозов (все-таки язвенные симптомы несколько отличаются от сердечных), а возможно, я достаточно убедительно и громко орала, но один из них, разбежавшись, попытался плечом выбить огурцовскую дверь.
Никогда не слышала, чтобы при входе в кабинет сотрудника райотдела милиции посетители снимали обувь. А еще говорят, что нашим гражданам культуры недостает. Вот, казалось бы, обычная посетительница, пришла сюда, чтобы оставить жалобу на соседа или заявление о пропаже кошелька, а боится наследить в присутственном месте.
Пока я мысленно восторгалась манерами крашеной блондинки, полузастегнутый Огурцов уже открыл рот и набрал полную грудь воздуха, и что-то подсказывало мне — не для того, чтобы поблагодарить своих товарищей за манипуляции с дверью его кабинета.
— Ну, что я говорила! — поспешно заорала я, обращаясь к несостоявшемуся взломщику и двоим его коллегам. — Еще бы минута…
И, пользуясь тем, что Огурцов так и замер в дверях с открытым ртом, я, не прекращая орать какую-то чушь, втолкнула его в кабинет и захлопнула дверь изнутри.
Не раз приходилось мне оказываться в таких веселых ситуациях, бывали истории и покруче. Жизнь научила меня, что главное — не делать пауз. Можно нести любую околесицу, любую чушь, орать, корчить рожи, но (!) беспрерывно. Поэтому, не давая Огурцову и его подружке, то есть пострадавшей, опомниться, я одарила их милейшей улыбкой, после которой у них не должно было остаться и тени сомнений в том, что я — клиническая дура, и принялась охать, ахать, закатывать глаза, вскрикивать: «какой ужас, вы просто не поверите», пока, наконец, не выложила на стол донос на Морозова.
Огурцов медленно, но все же пришел в себя, сухо попрощался с блондинкой, пообещав ей «заняться ее делом сегодня же», после чего задал мне три вопроса подряд:
— Кто вы? Что это вы здесь устроили под моей дверью? И почему вы ломились именно ко мне?
Я протянула ему руку и чопорно представилась:
— Александра Митина, журналист, газета «Вечерний курьер», отдел происшествий.
Он помялся, но руку мне все же пожал. Как я и ожидала, рукопожатие у него оказалось слабое, как кисель, а ладонь влажная и слишком мягкая.
— Под дверью мы устроили… простите, просто я такая впечатлительная. Там, внизу, ваш сотрудник сказал, что вы точно у себя в кабинете. Я постучала, а никто не открывает. И мы, то есть я и ваши коллеги, я с ними посоветовалась, вот мы и решили, что вам плохо. Только волнение…
— Понятно, — перебил он. — Вам нужен я?
— Видите ли, лично про вас я ничего не знаю. Но когда я решила обратиться в милицию, то позвонила и спросила, кто из сотрудников вашего отделения наиболее квалифицированный. Мне порекомендовали вас. Вот я и…