При попытке выйти замуж
Шрифт:
— О господи, — Леонид отшатнулся к дверям. — Кто ж вас так?
— Пошли этих храбрецов, — Василий ткнул пальцем в сторону омоновцев, — за едой в ближайший магазин. Или нет — в том бараке есть еда, я видел. Пойдем чего-нибудь сварим, кашу, например.
Омоновцы проявили неожиданную сердобольность и занялись кормлением собак чуть ли не с ложечки. Было решено, что сразу много еды им давать нельзя, сначала чуть-чуть. Но главное, что несказанно обрадовало животных, — это вода. Все пили долго и жадно.
— Они их
— Куда их теперь? Здесь бросим? — спросил один из омоновцев.
— Отпустим, — Василию явно не нравилось слово «бросим».
— Оки же на ногах не стоят.
Все задумались.
— Вернемся, позвоним Сане, она как раз влезла в собачью тематику, пусть занимается.
Эксперт между тем предупредил оперативников, что работы ему здесь на весь день, и Леонид с Василием решили его не ждать.
Перед отъездом капитан Коновалов еще раз посетил собачий барак, удовлетворился осмотром его обитателей, многие из которых уже ходили по своим клеткам, и, не удержавшись, забрал с собой маленького рыжего шенка.
— Ты становишься сентиментальным, — ехидно заметил Леонид, глядя, как старший оперуполномоченный трогательно прижимает собачку к груди, — это радует. Еще год-другой, и человеком станешь.
— Я? — Василий плотоядно усмехнулся. — Это совершенно исключено.
Глава 36
АЛЕКСАНДРА
Побег сотрудников убойного отдела из убойного же отдела произвел на меня неизгладимое впечатление, но сидеть и дожидаться их я, к сожалению, не могла. Вася на моем месте сказал бы, посмотрев на часы: «служба», в том смысле, что служебные обязанности зовут его в дорогу. Я же, посмотрев на часы, ничего говорить не стала, потому что некому было, и про себя решила немедленно отправиться на работу, а вечером вернуться в МУР и узнать, что это на них на всех нашло и куда они удрали.
Александр Иванович Полуянов, в просторечье — Майонез, встретил меня радушно, что не помешало ему дать мне восемнадцать поручений сразу и обозвать мой последний материал «дурью истеричной гимназистки», на что Сева Лунин громким шепотом тут же принялся зудеть: «Сама виновата, сама его отмазала…»
Не замедлил явиться и Вячеслав Александрович Савельченко, цветущий и довольный.
— Главный вас простил, судя по всему? — спросил Сева.
— На главного мне наплевать, — ответил Савельченко важно. — Простил не простил — это сто проблемы.
Мы с Севой переглянулись и уставились на Савельченко с большим удивлением — не с ума ли он сошел от страха?
— Но… — Сева мучительно подыскивал нужные слова, — все-таки вам с Моховым работать в постоянном контакте.
— Вы думаете? — Савельченко
— Конечно, опера, — уверенно предположила я.
— Отнюдь. — Савельченко выгнул шею и по-петушиному наклонил голову. — Отнюдь.
— Не опера? А что же? — изображая из себя полного кретина, спросил Сева.
— Балет. Раз не опера, значит, балет, — терпеливо разъяснил Савельченко. — В Большом, молодой человек, дают только оперы и балеты. Только их.
— И больше ничего? — разочарованно протянул Сева. — Вот фигня-то. А говорили: «хороший театр». Ну, можно верить людям, скажите, Вячеслав Александрович?
— Полагаю, у вас, Александра, такой же настрой? — спросил Савельченко.
— Абсолютно, — ответила я. — Балет терпеть не могу. Засыпаю.
— А оперу?
— Оперу тем более.
— Ну-ну, — Савельченко криво улыбнулся. — Наше дело предложить.
— А наш долг — отказаться, — радостно закивал Сева.
Савельченко окинул его высокомерным взглядом и со словами: «А вас никто и не приглашал, так что не примазывайтесь, юноша» — вышел.
— А что, — Сева повернулся к Майонезу, — грядут очередные кадровые перестановки в верхах?
Наш любимый начальник плотоядно улыбнулся. Мне это не понравилось.
— Каково, а? Я спрашиваю — как вам эти нововведения? — Лида Мещерякова из отдела общества стояла в дверях нашей комнаты, грозно сверкая глазами.
— Что? — чуть слышно прошептал Сева. — Что? Опять кого-то уволили?
— Если бы! — Лида решительно шагнула вперед и, картинно всплеснув руками, упала в гостевое кресло. — Пусть бы лучше всех уволили!
Теперь заволновался Майонез:
— А что случилось-то?
— Они ввели построчную оплату. И план. Каждый должен опубликовать тысячу строк в месяц. Если меньше, то будут вычитать из зарплаты. Например, написали вы, Александр Иванович, — Лида ткнула пальцем в Майонеза, — девятьсот строк, то есть на десять процентов меньше нормы, — у вас десять процентов из зарплаты вычтут. Я понятно объясняю?
— У меня? — Майонез от изумления не сразу обрел дар речи. — У меня?
— А что вы так удивляетесь? Если норму недовыполнили вы, то у вас. Если я, то у меня. Если Саша — то у Саши. Если Сева…
— Хватит! — гаркнул Сева. Испугался, наверное, что Лида сейчас будет перечислять всех творческих сотрудников «Вечернего курьера» — это могло бы занять довольно много времени, как-никак в штате восемьдесят шесть пишущих человек. А если еще посчитать внештатников…
Лида от Севиного окрика вздрогнула, но говорить не перестала. Обращалась она все время почему-то к Майонезу, и это явно действовало ему на нервы: