При попытке выйти замуж
Шрифт:
Впервые в жизни он изменил своим привычкам и мирно ушел к себе, а утром, за завтраком, пялился на Сашу во все глаза, стараясь понять, как она отнеслась к его деликатности. И ничего не понял. Она весело болтала, строила ему глазки и вообще вела себя так, как будто ничего другого от него и не ожидала.
Дошло до того, что он попросил у заведующей регистратурой, которая выписывала «Вечерний курьер», несколько номеров этой газеты и целый вечер читал Сашины статьи.
Но больше всего его тревожило то, что он скучал по ней. Ему УЖЕ ее не хватало. Он неоднократно ловил себя на том, что тянется к телефону, чтобы позвонить Саше, просто позвонить, поговорить,
Бесцеремонное появление Ляльки поставило все на свои места. Как только он почувствовал знакомый напор, как только увидел тщательно ухоженное и некогда так нравившееся ему лицо, как только услышал резковатый низкий голос бывшей любовницы, он вдруг понял, как приятно иметь дело с совсем другой женщиной.
«Влюбленность, — говорил один его знакомый психиатр, — это чувство невротической привязанности».
Невротическая привязанность к Саше стоматологу Ильину нравилась, и он уже не мог и не хотел выздоравливать.
Глава 38
ВАСИЛИЙ
— Не советую вам вести себя так агрессивно, — капитан Коновалов ласково улыбнулся. — Бесполезно. Ваш муж — преступник, и мы не уйдем отсюда, пока он не вернется домой.
— Я не замужем, — Лялька скорчила презрительную мину. — Но это вовсе не означает, что я могу позволить себе проводить ночь вместе с незнакомым мужчиной. Тем более — с таким.
— Каким таким? — уточнил Василий. — Таким привлекательным?
— Ой, господи! — Лялька расхохоталась.
— Знаете, я иногда боюсь подвергать женщин такому искушению. Есть совсем необузданные. Видите, приходится все время носить с собой оружие, — Василий покрутил на пальце пистолет, — а то бросятся, бывало, на шею, и душат, душат меня в объятиях. Вся шея в шрамах.
— От объятий?
Василий заговорщически оглянулся и перешел на шепот:
— Некоторые, самые темпераментные, представьте себе, кусаются.
— За шею? — Лялька раздраженно отбросила в сторону диванную подушку и вышла из комнаты. Василий невозмутимо поплелся следом.
— Да. Во-первых, у меня это самое эротичное место. Вот, посмотрите. — Он задрал подбородок вверх, давая Ляльке возможность полюбоваться своей короткой и мошной шеей, которая, по словам следователя Малкина, была предметом зависти всех «мелких и тощих испанских быков», участников коррид. — Во-вторых, о другие части моего тела можно сломать зубы.
Василий проводил Ляльку до кухни и пристроился за столом, внимательно наблюдая, как она варит кофе. Он не мог отделаться от мысли, что сожительница Морозова нервничает несколько сильнее, чем того требует ситуация. Василий думал о том, что подобные девицы, как правило, достаточно легко переживают неприятности своих мужчин, тем более, как она сама справедливо заметила, не мужей. Такие холеные стервы вообще очень устойчивы к неприятностям, и любимое их занятие — выходить сухими из воды. А эта — ну просто места себе не находит. Почему?
— Ночь? Вы сказали — провести со мной ночь? — продолжал он зудеть. — И часто ваш… друт не приходит домой ночевать?
— Бывает, что не приходит, — мрачно ответила Лялька.
— А вы, конечно, не спрашиваете, где он был?
Лялька опять кивнула.
— Потому что доверяете ему на все сто, — серьезно сказал Василий.
Лялька кивнула.
— Завидую. — Василий посмотрел на нее с уважением. — Редкость, между прочим, в
— Вы меня утомили, — сказала Лялька. — Помолчать можете?
— Могу. Но не хочу. Вы мне врете, огрызаетесь, хамите, а я должен выполнять ваши просьбы. С чего бы? — Василий заговорил жестче.
— Я вру? С чего вы взяли? — Лялька налила кофе только себе и присела к столу.
— А вот это уже военная тайна, — капитан Коновалов опять перешел на шутливый тон. — Точнее, милицейская. Не могу сказать, как я вывожу врунов на чистую воду. Специальный метод, нас в школе милиции ему научили. Дедуктивный называется.
— Не буду с вами спорить, — Лялька отхлебнула кофе и закурила.
— Ясен пень! — Василий встал и сам налил себе кофе. — Спорить вы будете со следователем. Наше дело простое — задержать и доставить. Наручники там застегнуть, отстегнуть. Мордой в сугроб уложить. Коленкой по зубам.
— За что, хотелось бы спросить? — враждебно процедила Лялька.
— С удовольствием отвечу: за соучастие, за укрывание преступника, за отказ от помощи следствию, — елейным голосом ответил Василий и тут же рявкнул так, что его собеседница чуть не выронила чашку. — Понятно?!
Лялька молчала, а капитан Коновалов не переставал удивляться. Его хваленая интуиция настойчиво подсказывала: все не то, все неправда. Ей бы послать его куда подальше, рассмеяться ему в лицо, пригрозить жалобой прокурору. Между прочим, подобное поведение было бы не только естественным для такой девицы, но и правильным. Ничего у МУРа на нее нет, прицепиться не к чему, а сожительство с преступниками у нас ненаказуемо. Или она и вправду его подельница?
— Ольга Викторовна, — Василий опять перешел на отеческий тон, — давайте все же попробуем договориться. Вы взрослый человек и не хуже меня знаете, что помощь следствию — лучшая зашита от неприятностей. Вы поможете нам, мы поможем вам. Вашего друга мы все равно найдем, так что никакого смысла молчать и скрывать его местонахождение у вас нет. Помогите, а?
Лялька молчала.
Впрочем, у капитана Коновалова было такое хорошее настроение, что капризы и неадекватность морозовской сожительницы его задевали мало. Он, как охотничья собака, чувствовал близость добычи и наслаждался этим чувством. Он твердо знал, что Валерий Юрьевич Морозов, подозреваемый в похищении одиннадцати граждан, среди которых один сотрудник МУРа, будет задержан с минуты на минуту, а его жертвы, соответственно, вскоре выпущены на свободу.
Василий не мог ответить себе на вопрос: почему злодей такого масштаба, куш которого в случае успеха равнялся бы пяти миллионам долларов, занимался мелкими аферами с бездомными животными; и зачем в двух шагах от таких сумасшедших денег работать мошенником, обманывающим доверчивых сердобольных граждан, обещая им пристроить за гроши кошечек и собачек? Возможно, думал Василий, это синдром Шуры Балаганова, который, даже имея кучу денег, не может устоять перед искушением украсть пятачок в трамвае. Он думал о том, что Саня каким-то неведомым путем опять помогла им раскрыть преступление, и, конечно, она будет злорадствовать и говорить ему гадости: «Вот, Васечка, а ты отмахивался от меня». Ну и пусть. О Сане он думал с нежностью и надеялся, что она не откажется встретить с ним старый Новый год.