Приди и виждь
Шрифт:
– Да, да, я знаю. Ты ведь бывший солдат, – после долгого молчания, выдавил из себя Марцелл.
– Что ты теперь собираешься делать? – тоже после долгого молчания, спросил Скавр.
Марцелл только пожал плечами:
– Продолжу свой путь, покажу этот крест Децию, и попытаюсь всё объяснить ему!..
– Поздно, Марцелл. Страна залита кровью. Всюду пытки, казни, но вместо одного казненного к кресту идут тысячи и тысячи уверовавших в Христа людей.
– Знаю. Но всё равно я должен… я поеду к нему. Это мой долг исправить то, к чему я оказался причастен.
– Воля твоя. А какие ещё будут указания
– Никаких, – отрицательно покачал головой Марцелл.
– Тогда позволь и мне отправиться с тобой, – попросил Скавр. – Я и до этого, если ты помнишь, хорошо относился к христианам, но после того, что увидел собственными глазами, думаю, мне будет, что сказать императору. Не послушает одного, глядишь, поверит нам обоим.
– Хорошо. Я сейчас соберусь. – Марцелл потянул к себе дорожную сумку, сощурил на неё глаза, очевидно вспоминая Криспа, и быстро оглянулся на Скавра. – Сейчас скажи мне только одно: они… сильно страдали?
– Нет! Сам Бог укреплял их. – Клятвенно приложил ладонь к груди Скавр. – Они улыбались, когда им… когда их…
– Подожди, - остановил Скавра Марцелл и, перебросив через плечо лямку сумки, добавил, - остальное доскажешь по дороге!
3
Император погибал…
Как ни торопился Марцелл, загоняя со Скавром по дороге лошадей, он так и не успел поговорить с императором Децием. Они опоздали всего на каких-нибудь несколько минут.
Несмотря на то, что это был район боевых действий, дозорные часовые, узнав, что перед ними возвеличенный августом императорский курьер, беспрепятственно пропускали Марцелла. Лишь в самом конце их едва не отправили назад преторианцы, как никогда тщательно перекрывавшие все пути и подходы к августу. Выручило лишь то, что Марцелл лично был знаком с их начальником - Валерианом. Этот аргумент оказался решающим. Они поскакали дальше и, наконец, вылетели на взмыленных лошадях на поляну, где разыгралась страшная трагедия. От дозорных они уже знали, что незадолго до этого меткой фракийской стрелой был убит сын Деция Геренний Этруск, а теперь, на глазах своих легатов и слуг, погибал и сам император.
Увлекшись погоней за врагом (а может, это был заговор?), Деций опередил свою охрану и неожиданно угодил в показавшееся ему прекрасным лугом болото. Конь сразу исчез в трясине, а его самого засасывало медленно, но неумолимо. Люди, столпившись вокруг, не знали, чем помочь своему императору. Кто-то старался дотянуться до него древком копья, кто-то спешно рубил деревья - всё было напрасно! Трясина все глубже и глубже засасывала Деция, словно безжалостная адская бездна...
Преторианцы больше мешали, чем помогали тем, кто пытался спасти императора. Один из них не дал подползти к нему с копьем молодому трибуну, другу старшего сына Деция. Другой вырвал острый, как топор, сарматский меч у телохранителя, заверяя, что гораздо быстрее срубит дерево, которым можно было дотянуться до августа, да только делал вид, что рубит его…
Император погибал. Поняв, что никто из подданных уже не сможет спасти его, он принялся звать на помощь римских, эллинских, египетских, галльских богов, умолял своего гения, которому в это время приносила жертву вся необъятная Империя. Всё было тщетно. Ни Юпитер, ни Зевс, ни Сарапис, ни даже его гений не приходили ему на помощь…
– О, боги! – в панике метаясь вокруг болота, кричали
– О, Боже! – невольно выдавая себя, вдруг выкрикнул кто-то по-христиански.
Услышав это, Деций с мольбой посмотрел на небо. В его погибающих глазах неожиданно появилась последняя надежда. Очевидно, он вспомнил доклады о гонениях на последователей Христа, которым помогал их Бог в невероятно тяжелых мучениях… Вспомнив будто кровью написанные строки этих докладов, он закричал:
– Иисус Назарянин! Хоть ты помоги мне!
Но трясина всё тянула и тянула его в себя.
– Август, перекрестись! – закричал, не обращая внимания на то, что выдает себя, Марцелл.
– Как?! – хрипя, простонал император.
– Вот! – заслоняя собой Марцелла, показал Скавр.
Деций попытался поднять руку, чтобы положить пальцы себе на лоб. Но тяжелая, вязкая грязь уже захватила его так, что он не в силах был даже пошевелить ею. И на глазах у всех - сначала плечи, потом шея и, наконец, голова императора, отчаянно сопротивляясь смерти, исчезли в сомкнувшейся над ним, сыто забулькавшей, мутной жиже…
Конец Деция был началом для Валериана.
Молодой трибун с потерянным лицом сидел на траве, уронив ненужное больше копье. Старый легат, не раз призывавший его к осторожности, отошел поближе к Валериану, которого уже открыто называли августом и императором.
– Поразительно, как это боги не дали погибнуть и нашему префекту претория? – громко восхищались льстецы.
– Какому префекту? Нашему непобедимому императору! Богоравному августу!
– Противник не должен знать, что у нас нет императора. И нечего ждать утверждения его сенатом!
– Приказывай, август!
– Веди нас на варваров!
– А если сенат будет против – то и на Рим!
Марцелл со Скавром переглянулись и, не сговариваясь, направили лошадей прочь от болота. Их никто не остановил, хотя они открыто объявили себя христианами.
Гонения кончились, прокатившись по всему римскому миру кровавой волной.
– Ну, и куда теперь? – повернувшись к Марцеллу, спросил Скавр. И тот, не скрывая своего разочарования тем, что их не казнили прямо на месте и даже не стали догонять, вздохнул:
– Раз нам не пришлось исповедать Христа, как отец Нектарий, Крисп и моя жена, значит, надо жить. Да-да, жить - но так , чтобы спастись, как они, и после смерти быть с ними вечно! Но как это сделать, когда вокруг – творится такое? – показал он рукой на оставшееся за леском болото.
– Когда здесь все мешает и не дает идти ко Христу!
– Будучи в Александрии, я слышал, что те, кто хочет спастись, удаляются в египетскую пустыню … - припомнив, сказал Скавр. – Может, и нам следует оставить все и податься туда?
– Помнится, отец Нектарий говорил, что Христос призывал оставить все и следовать за Ним! – задумчиво отозвался Марцелл.
– Двум первым ученикам на вопрос, где Он живет, Он так и сказал: пойдите и увидите. И они пошли, и посмотрели, и потом, оставив все, стали апостолами, и спаслись!
– Тогда - пойдем и поглядим?
Вместо ответа Марцелл молча развернул своего коня навстречу солнцу и помчался так, что его трудно было догнать даже такому наезднику, каким был его спутник.
И это было его лучшим ответом: и Скавру, и Криспу, и отцу Нектарию, всему этому миру, и - самому себе.