Приди, полюби незнакомца (Где ты, мой незнакомец?) (др. перевод)
Шрифт:
Она поднялась и пошла наверх, заставляя себя не думать о живописи. В холле она задержалась. Читать не хотелось, ложиться — тоже. Эштон разжег ее женское начало, и забыть его было трудно. Стоило лечь, как на память приходила его широкая грудь, мускулистые ноги, плоский, твердый живот. И это было только начало мучительных воспоминаний.
Она растерянно оглядывалась, ища, чем бы отвлечься.
Тут внимание ее привлекла одна деталь. Все двери, выходившие в коридор, были парные, но в противоположном от ее спальни конце холла, напротив пустующей комнаты, было три двери подряд. Довольная, что есть чем заняться, Лирин двинулась в ту сторону.
Куда,
Лестница была крутая и неудобная, однако же достаточно прочная, чтобы выдержать ее вес. Осторожно поднимаясь, Ленора чутко вслушивалась, ожидая характерного шума крыльев и готовая в любой момент ринуться вниз. Но все было тихо, и, достигнув последней ступени, Ленора убедилась, что страхи ее были напрасны. Никаких летучих мышей здесь не было. Квадратные щели под фронтонами были плотно перегорожены деревянными планками, так что влететь сюда просто никто не мог. Не видно было, как ни странно, пыли и паутины; скорее всего, слуги тщательно убирали чердак. На полу валялись разные вещи. В одном из углов были свалены чемоданы и дорожные сундуки. Тут же стояла привинченная к полу кровать. К перекладинам были прислонены картины, завешенные холстиной, а в деревянные коробки сложены разные безделушки.
Из-за спертого воздуха у Леноры выступили на лбу капельки пота. Она осторожно принялась постукивать по стенкам сундуков и чемоданов. В ответ неизменно раздавался глухой звук, пока она не добралась до того, что выглядел поновее. Было в нем что-то отдаленно знакомое. «Что бы там могло быть?» — подумала Ленора. Она ослабила ремни и попыталась приподнять крышку, но выяснилось, что он заперт. Растущая уверенность, что когда-то этот сундук принадлежал ей, заставила Ленору порыться в коробках в поисках какого-нибудь инструмента, с помощью которого можно было бы открыть эту штуку. Но ничего лучшего, чем сломанный нож для вскрытия конвертов, не нашлось. Изрядно попотев, Ленора наконец оставила бесплодные попытки. Пока не отыщется что-нибудь покрепче, содержимое сундука останется тайной.
Ленора продолжала осмотр. На очереди были картины. На глаза ей поначалу попались обычные пейзажи, но позади была какая-то картина, накрытая относительно свежей простыней. Она сняла ее, подвинула картину к свету. На ней был изображен пожилой человек примерно возраста Роберта. Лицо было довольно заурядным, но с правильными чертами. Венчалось оно гривой растрепанных седых волос. Хоть выглядел человек весьма суровым и недоступным, было что-то в выражении его зеленых глаз, свидетельствующее о его достоинстве и справедливости. Ленора рассмотрела портрет со всех сторон, но никаких воспоминаний
Она вернулась, взяла картину и осторожно спустилась вниз. Отставив ее в сторону, она подтащила к камину высокий стул. Сняв висевшую над камином картину, она поставила ее рядом с портретом и отступила немного назад. Пейзаж был сам по себе похож на большую проплешину на древесной коре; в гостиной он был совершенно не к месту и ничего, кроме недоумения, не вызывал. Но стоило поставить его рядом с портретом, как вся комната обрела гармонию. В таком соседстве он точно вписывался и в обстановку дома. Леноре хотелось оставить портрет висеть здесь, внизу. Но, не зная, откуда взялся пейзаж, она не захотела огорчать Малкольма на тот случай, если это его подарок.
Она запомнила точное место в гостиной, где он только что стоял, и отнесла назад, на чердак. Снова спустившись, она размотала веревку, и люк закрылся. Выйдя в холл, Ленора закрыла дверь, ведущую в коридор.
Вернувшись в гостиную, она почувствовала, как тоска вновь наваливается на нее. Легкий свежий ветерок, дувший с залива, шевелил шторы и мягко остужал кожу. Ленора взяла томик пьес и уселась рядом с застекленной дверью, где было всего прохладнее.
Через какое-то время книга соскользнула ей на колени, а взгляд устремился куда-то вдаль, в сторону океана. Постепенно перед ее внутренним взором выплывало некое лицо, но не то, которое она ожидала. Это был человек с портрета, и выражение его лица постоянно менялось. То оно смеется, то хмурится, то погружается в раздумье, то светится нежностью.
Ленора сдвинула брови. Где-то за непроницаемой стеной в ее сознании хранилась память об этом человеке, и казалось, что он хорошо ей знаком.
Некоторое время спустя вернулся Малкольм. Его лошадь черной масти, проделав длинный путь от самого города, была вся в пене, но наезднику, казалось, это было все равно, и он направил измученное животное в сторону палатки Эштона. Описав перед ней несколько кругов, Малкольм наконец остановился у входа. Натянув поводья, он иронически окликнул:
— Выбирайтесь из своего укрытия, мистер Уингейт. Я хочу поговорить с вами.
Гадая, что бы такое мог задумать этот тип, Эштон откинул полу шатра; Ленора тоже не смогла сдержать любопытства и вышла на крыльцо. Прищурив от солнца глаза и беспокойно закусив губу, она смотрела, как Эштон приближается к Малкольму.
— Ну, что вы сегодня задумали, Малкольм? — непринужденно спросил Эштон, поглядывая на визитера и покусывая кончик сигары.
Малкольм ответил не сразу, он поглаживал круп лошади и словно демонстрировал таким образом вообще-то несвойственную ему любовь к животным. Как правило, он загонял их до изнеможения, а затем менял одну лошадь на другую, готовя ей ту же судьбу.
— В городе мне сказали, что вы ищете лошадь в подарок некой даме.
— Верно, — согласился Эштон, закуривая новую сигару.
— Могу я поинтересоваться, для кого именно?
Разминая туго скрученные табачные листья, Эштон прищурился и, только убедившись, что сигара раскурилась, вынул ее изо рта и ответил:
— В свое время Лирин была отличной наездницей. — Он выковырял попавшую в зубы крошку табака и добавил: — Мне кажется, ей понравится такой подарок.
Взгляд у Малкольма сделался ледяным.