Приди, полюби незнакомца (Где ты, мой незнакомец?) (др. перевод)
Шрифт:
— Какая красивая, правда?
Роберт пробормотал что-то неопределенное и пошел к буфету наполнить стакан.
— Я не особенно разбираюсь в лошадях.
Ленору это замечание неожиданно удивило. Почему она, собственно, решила, что отец любит лошадей и сам является отличным наездником или, по крайней мере, был им? Она слегка наморщила лоб, и в памяти снова всплыл автограф на сборнике пьес.
— Я тут все гадала, сэр, — ей по-прежнему трудно было называть Роберта отцом, — кто такой Эдвард Гейтлинг.
Роберт от неожиданности поперхнулся и изо рта у него выплеснулась струя желтоватой жидкости. Она попала в Сэмюэла Эванса, и тот вскочил, вытирая лицо и рукав. При этом он бросил сердитый взгляд на Роберта. Тот с трудом отдышался
— А почему ты спрашиваешь, девочка?
Ленора снова посмотрела в сторону дорожки, провожая восхищенным взглядом Красотку, которая проделывала разные фигуры, едва касаясь, казалось, земли копытами. Вспомнив наконец, что отец задал ей вопрос, Ленора оглянулась.
— Просто я натолкнулась на это имя в твоем сборнике пьес, и мне стало любопытно, кто это.
— Это один актер. Когда-то я был с ним знаком. Он… гм… надписал мне этот томик после спектакля.
— Ясно.
Впрочем, ясности не было, наоборот, все только больше запуталось. В почерке отца ей чудилось что-то загадочное. А может, это всего лишь воображение и она делает много шума из ничего?
Коротко усмехнувшись, Роберт шагнул к ней.
— Кстати, об автографах. Ленора, ты собиралась…
Не дослушав его, она снова вышла на веранду, оставив мужчин, а заодно и эту проблему в гостиной. Спустившись с лестницы, Ленора направилась к газону, где Хикори любовно поглаживал Красотку по шее и приговаривал, какая она замечательная лошадка.
— Ну что, как она вам нравится, миссис Уингейт? — спросил он, широко осклабившись.
Ленора удивленно подняла брови.
— Я ведь теперь миссис Синклер, Хикори.
— Знаю, так все говорят, миссис, но я-то, я все никак не могу поверить, что такая дама, как вы, могла выйти за такого человека, как мистер Синклер. — Хикори печально покачал головой. — Это кому же может в голову прийти убить такую кобылку, как наша Красотка?
Ленора криво улыбнулась.
— Мой отец как-то сказал, что о человеке всегда можно судить по темпераменту лошади, кото… — Она в явной растерянности оборвала себя на полуслове. Ведь только что отец сказал, что ничего не понимает в лошадях, так откуда же она взяла, что он говорил что-то в таком роде?
Хикори еще шире расплылся в белозубой улыбке.
— У мистера Уингейта полно великолепных лошадей, это я вам точно говорю, миссис.
Она потрепала лошадь по шее и взглянула на Хикори.
— Ведь ты любишь его, верно, Хикори?
— Да, мэм, — Хикори энергично закивал головой. — Очень люблю.
— И я тоже, — вздохнула Ленора. — И в этом все горе.
Хикори усмехнулся.
— Мне тоже казалось, что он вам нравится, мэм.
Эти слова заставили его усомнится, что ее чувства остаются еще для кого-нибудь секретом.
— Надеюсь, моей сестре больше повезло с мужьями, — грустно сказала она. От смеха у Хикори мелко затряслись плечи.
— Как говорит хозяин, миссис Уингейт, мы еще посмотрим, как все обернется.
«Русалка» пришвартовалась у самой пристани. Весь корабль был пышно украшен гирляндами и цветами, источавшими тонкий аромат. На нем собирались гости. Мужчины во фраках, дамы в шелках и ожерельях прогуливались по палубам, заходили в большие, залитые светом салоны; в одном играл оркестр, в другом — расставлены карточные столики.
Об руку с Малкольмом Ленора вошла в этот последний, и глаза всех присутствующих с любопытством обратились на эту пару. До близких знакомых Эштона доносились кое-какие слухи, и им было небезынтересно взглянуть на даму, которая их породила. Разочарованы они не были. Одетая в шелковое платье жемчужного цвета с кружевными украшениями на рукавах и туго затянутая в корсет, она выглядела как конфетка. Каштановые волосы были элегантно уложены, шею украшало бриллиантовое колье, в уши продеты жемчужные серьги.
Глубокое декольте оставляло обнаженными плечи и приоткрывало безупречно белую грудь. Разумеется, Малкольма не оставляла равнодушным роскошь одеяний и драгоценностей, которыми была увешана Ленора, но с куда большим вожделением он смотрел на соблазнительные округлости, выступающие над вырезом платья. От них он глаз не мог оторвать.
Рядом с Ленорой Малкольм выступал как надутый петух со своей курочкой, только в данном случае курочка куда превосходила блеском и роскошью петуха. Малкольм всячески демонстрировал свою нежность к жене и готовность услужить, при этом особенно откровенно он ласкал ее взглядами, обнимал за талию, поддерживал за локоть, когда вокруг было много народа, и Леноре трудно было, не привлекая всеобщего внимания, оттолкнуть его. Как раз такая ситуация возникла, когда они подошли к карточному столу. Прикидываясь, что следит за игрой, Малкольм обнял ее за плечи и как бы ненароком стал поглаживать своими длинными пальцами грудь. Ленора вспыхнула и незаметно огляделась, не смотрит ли кто на них. К счастью, все были поглощены игрой, которая шла по-крупному. То есть все, за вычетом Марелды Руссе, которая стояла позади игроков у дальнего конца стола. С нею, как обычно, был Хорэс Тич. Беспокойно оглядываясь по сторонам, он пытался отыскать Эштона, который еще не появлялся. Марелде не нравились те откровенные знаки внимания, которые Малкольм оказывал жене, но видеть, с каким неудовольствием воспринимает их молодая женщина, было забавно. И даже больше чем забавно. Все, что ей не по душе, для Марелды — как маслом по сердцу. Она довольно усмехнулась, увидев, как померкли зеленые глаза соперницы, а когда они отыскали ее и расширились от удивления, высокомерно подняла брови. Марелда снисходительно улыбнулась и едва заметно кивнула. Позволить себе нечто большее значило бы намекнуть, что сердце ее смягчилось, а это было не так.
Вошел Эштон, и настроение у Леноры разом поднялось. Не обращая внимания на то, как при виде его Малкольм весь напрягся и помрачнел, она приветствовала его радостным взглядом. Выглядел он, в темно-синем костюме, сером жилете и полосатом галстуке из чистого шелка, потрясающе. На фоне крахмальной, идеально отутюженной белой рубахи особенно выделялся бронзовый загар, который сделался еще темнее с тех пор, как Эштон приехал в Билокси. Остановившись на пороге, Эштон обежал глазами зал и быстро нашел, что искал. Темно-карие глаза неспешно впитывали излучаемое Ленорой очарование и, встретившись взглядом, он послал ей улыбку, тепло которой невозможно было не почувствовать. Если бы любовь можно было уподобить ощутимой и доступной созерцанию субстанции, то именно она воплотилась в этот момент в его взгляде. Он нежно обволакивал им возлюбленную, а Ленора сразу ощутила, как обострились все ее чувства. Она любила его, отрицать это было так же бесполезно, как и смысл его безмолвного послания.
— Наверное, этот дурак думает, — прошипел Малкольм, — что раз ты у него на корабле, он может затащить тебя к себе в каюту. Наверное, ему не терпится показать тебе, какой красивый там потолок.
Ленора поперхнулась вином и, отвернувшись, слегка откашлялась, чувствуя, как краска заливает ей лицо. Она все еще не могла набраться мужества и сказать Малкольму, что у нее уже был случай, и не один, оценить лепку этого потолка.
Насмешливый голос вновь отвлек Ленору.
— Наверняка Уингейт затеял прием только для того, чтобы положить конец этой истории, но только ничего у него не получится. Уж я об этом позабочусь. — Малкольм посмотрел на нее потемневшими глазами. — Весь вечер вы будете подле меня, мадам. Я не забыл, как вы целовались с ним на берегу, и не позволю, чтобы вы бегали за ним здесь, позоря меня.