Придуманная жизнь
Шрифт:
– Ты представляешь, что я не существую?
Мы рассмеялись и продолжали болтать о всяких пустяках. Но вот Мауро пристально
посмотрел мне в глаза и сказал:
– Ната, вчера мне позвонила Елена.
Я знала, что сегодня должна была выйти из дома в огнеупорном костюме. Я это знала. На
случай, если бы судьба взорвала меня на тысячу осколков.
– И что?
– Не знаю, она сказала, что хочет меня видеть. Я ответил ей, что должен подумать.
– А-а-а.
Молчание.
– Делай, что хочешь, Мауро, это твоя жизнь.
– Я люблю только тебя, Фортуната.
Я посмотрела ему в глаза. Такие темные и такие блестящие, что увидела в его зрачках
свое отражение в белом костюме
Потому что я до сих пор не знаю, чего хочу.
Придя домой, я сняла скафандр и облачилась в пижаму.
Я заглянула на кухню.
Я искала в гостиной.
В ванной.
Я открыла окно и посмотрела на балкон, вдруг ты затаился там.
Я искала под кроватью в спальной. Ничего.
Наконец.
Наконец-то!
Когда я вошла в гостиную и уселась на диван, то услышала, как ты кашлянул в шкафу.
Глава 17 Вернуться
– Как дела, Ната?
– Хорошо, хорошо.
– С тобой все в порядке?
Не понимаю, почему всякий раз, как я вхожу в эту консультацию, я начинаю плакать. Совсем не понимаю, ведь я вхожу туда спокойной, здороваюсь, сажусь. Какое-то время мы молчим. Я тереблю руки и покручиваю на пальце кольцо. Я смотрю на акварельное море на стене и спрашиваю себя, зачем здесь висит эта безобразная картина. Уверена, что ее кто-то подарил. Кто-то, кто, как и я, уселся однажды на это место, разглядывая пустую стену, и сказал самому себе, что на этой стене чего-то не хватает. А на следующей неделе этот человек появился с картиной подмышкой и терапевт повесила ее по обоюдному с ним согласию, подумав при этом, что снимет картину, как только вылечится ее пациент. Но, когда он вылечился, она не решилась снять картину , а вдруг когда-нибудь пациент вернется, как вернулась я.
Я перевожу взгляд с картины на терапевта – вдруг она заведет разговор, но она ничего мне не говорит. Я снова принимаюсь крутить все то же кольцо. Тогда, наконец-то, я слышу ее голос, задающий этот глупый, никому ненужный, риторический вопрос: “С тобой все в порядке?” Ведь всем на свете известно, что когда кто-то приходит в психотерапевтическую консультацию, и особенно, когда кто-то приходит туда снова, то только потому, что у него не все в порядке. И я отвечаю, что у меня все хорошо, хорошо. Я повторяю это два раза, чтобы все стало ясно.
– Хорошо, хорошо.
И в этот самый момент, когда я хочу подняться и уйти, я не поднимаюсь и не ухожу, а начинаю плакать.
– Успокойся, Ната.
Прошу бумажную салфетку. На меня напала икота.
– С чего начнем?
И я отвечаю, что не знаю, с чего начать, поскольку не имеется ни начала, ни конца. Вещи ведь не такие простые, какими кажутся. Да, конечно, в тот раз она оказалась права, сказав мне, что Бето никогда больше не захочет быть со мной, но и ошиблась тоже – у меня не получается вырвать его из своей жизни. Я рассказала ей, что он является мне, разговаривает со мной. Он что-то говорит мне, объясняет, особенно то, что я делаю, или должна сделать. Он заявляется ко мне домой, и ходит за мной по пятам, когда я иду на кухню, или в гостиную. Я хочу, чтобы он ушел, но он не уходит, а я не могу найти способ выгнать его. Я хочу, чтобы он исчез, но он не исчезает. Он вцепился мне в душу и оказывает свое влияние на мою жизнь так, что я по своей вине совершаю глупости. Он наблюдает за каждым моим движением, за каждым шагом. Он следит за мной. Бето за мной следит.
– Ната, успокойся.
Какое , к черту, спокойствие! Единственное, чего я хочу, это, чтобы он оставил меня в покое, меня! Меня, твою мать! Меня! Чтобы он оставил в покое меня! Я больше никогда не звонила ему снова, не писала сообщений, не
Я плачу. И не могу остановиться.
Психотерапевт говорит мне, что мы попробуем терапию, чтобы вычеркнуть Бето.
– Вычеркнуть его?
– Правильно. Вычеркнуть его.
Она спрашивает, готова ли я к тому, что Бето никогда больше не вернется в мои мысли. Я вытираю слезы руками.
– Вы промоете мне мозги или что?
– Я сотру твои воспоминания о нем, Ната. Если мы этого добьемся, эти воспоминания останутся в прошлом, они перестанут быть частью твоего настоящего. Воспоминания должны находиться где-то там, не здесь. Нужно изгнать их, перенести в другую часть, потому что здесь они ни к чему, они только сводят нас с ума. Эти воспоминания относятся к тем людям, кто был с нами прежде, а не к тем, кто с нами сейчас... Чтобы стереть их, нужно осознать, что они перестанут быть нашими. И мне нужно знать, готова ли ты навсегда отделиться от того, что связывает тебя с Альберто и можешь ли ты распроститься с этим.
– Я хочу только, чтобы он ушел. Чтобы только ушел...
Терапевт достала старые тикающие часы и спросила, хорошо ли я слышу отсчеты. Тик-так. Я утвердительно кивнула и в свою очередь спросила, собирается ли она меня гипнотизировать, и что со мной произойдет, если она меня загипнотизирует. Не получится ли так, что потом мне будет казаться, что все разгуливают по улице голышом, как это произошло с людьми, загипнотизированными тем типом на телепередаче.
– Нет, я не стану тебя гипнотизировать, – смеется терапевт.
Мне тоже чуточку смешно.
– Постарайся приблизить воспоминания, Ната, перенести их из прошлого, чтобы понять, что они уже не составляют часть нас. Постарайся добиться того, чтобы они ушли и больше никогда не возвращались. А, если и возвращались иногда, то, ко крайней мере, не причиняли бы боль.
– Ай... – Я высморкалась.
– Мы должны начать с самого болезненного для тебя воспоминания об отношениях с Бето. Я имею в виду не то, что заставило тебя больше всего страдать, а какую-то фразу, сцену, пейзаж, словом, то, что ты разделила с ним, что больше всего задевает тебя в настоящем. Ты закрываешь глаза и рассказываешь мне об этом, пока слышишь тиканье часов. Это тиканье будет нести тебя от одного воспоминания к другому. Ты не должна будешь выстраивать их в хронологическом порядке. Позволь воспоминаниям течь самим под мерное тиканье. Пусть они выходят, как хотят. Часы по-своему упорядочат твои воспоминания, едва ли понятным тебе образом. Ты будешь перепрыгивать с одного воспоминания на другое до тех пор, пока я не попрошу тебя снова вернуться к самому первому. Чтобы ты мне снова его рассказала. Ты готова?
– Да...
– С какого воспоминания начнем, Ната?
– С пляжа.
– Какое воспоминание о пляже?
– Когда мы находились там, на пляже.
– Закрой глаза, Ната, слушай только тиканье часов и расскажи мне, что случилось на пляже.
Я закрыла глаза. Попыталась слушать только тиканье часов, но я его не слышу. Я слышу лишь громкий автомобильный гудок на улице. Я не могу сосредоточиться.
– Пляж, Ната. Что произошло на пляже?
– Ничего...
Я знаю, что там, на пляже ничего важного не произошло. Не знаю, почему я выбрала это воспоминание, впрочем, какая разница. Я закрываю глаза и глубоко дышу. Наконец-то я слышу тиканье часов Только тиканье. Тик-так. Тик-так. Этот звук часов смешивается с плеском волн, неясным шумом прибоя. Я начинаю говорить.