Приевшаяся история
Шрифт:
На месте пожара она положила первый маяк на землю, втоптала для верности каблуком и громко с расстановкой произнесла заклинание обнаружения. Проще не придумаешь, а эффективность была налицо. Такие понятные формулы и составляют костяк добротного волшебства настоящего практика.
Далее мы действовали по задуманной схеме, разбавляя ее не заметными глазу фривольностями. Вот я отступил назад и вбок, начиная основной квадрат движения танго. При следующей трансгрессии, совсем не замечая усталости и растраты сил, чуть приподнял ее и повернулся почти на сто восемьдесят градусов. Кто знал, что
Ведьма предпочла еще б'oльшую провокацию. Она обошла меня вокруг. Обнимала, уютно пристраиваясь то под левой рукой, то под правой. Прижалась к спине, сцепив руки на уровне груди и подталкивая из такого положения в трансгрессионный поток. Куда же нас могло вынести из душной темной трубы? Но каждый раз следующим местом оказывались окрестности не так далеко от предыдущего.
Расправившись подобным способом не только с комками грязи, но и с последними границами стеснения, мы были готовы показаться на глаза расслабившимся гулякам. Руки вновь блистали чистотой, помыслы горели огнем. Достойным штрихом к портрету счастливой пары оказалось то, чего я никак не мог ожидать. Красноречивая тишина стала привычной. Голос разрушил ее и создал вновь все вокруг. В начале было слово:
— Чтобы нарушителей могла чувствовать не только я, остался последний ритуал.
Она вынула из-за пояса несколько оставшихся волосков, несколько раз их прогладила сквозь ладонь и попросила:
— Наклонись.
Я исполнил ее просьбу, понимая, что сию секунду она вплетала свои волоски в тоненькую косичку у самой моей шеи. Никаких ощущений: ни головокружения, ни еще большего азарта или внезапной неотступной привязанности. Но это был всем ответам ответ! Наш союз обрел физическую форму. На тончайшей грани соприкосновения мы стали едины.
И все же день оказался утомительным. Перехваченная пара сэндвичей в обед. И монотонное хождение маятником по людным улицам. С удивительным постоянством я чувствовал, куда она направляется. Сближение сигнализировало безболезненно. Маленькое женское колдовство работало безупречно. Немного позволили себе обзорной экскурсии. Было прохладно, и я естественно сжимал ее пальцы. Иногда с такой силой, что она морщилась, но руку не вырывала. Брошенные в затылок взгляды без внимания не оставались. Все каверзные уста были запечатаны моим присутствием. Что ж, технология порчи учебных будней была поставлена на рельсы. Приговор в моем исполнении всегда приравнивался к смертной казни через утопление в науке.
Между тем погода портилась. До вечера было далеко, а свинцово-серое небо неумолимо стремилось к земле. Будь мы на приличной высоте, продирались бы среди липкого тумана облаков. Все больше народу текло мелкими ручейками в сторону замка. Пришлось выдвигаться на позицию. Ученики выкрикивали имена, семеня мимо, не поднимая головы, зарываясь от сырости в вороты мантий. Как только списки пополнились, я скомандовал возвращение в деревню. Согласно колпаку наброшенному на местность, покидать его не собирались. Значит, оставшиеся из совершеннолетних изрядно поднабрались в одном из пабов.
Парочка нашлась
Меня некому было направить. Мать умерла, оставив пустоту. Родной отец остался лишь носителем набора генов, подаривших мне внешность упыря. А все приятели наперебой, один влиятельней другого, поддерживали провальные начинания. Они сами были по уши в этом дерьме! Некоторые, как Люциус Малфой и Рекс Мальсибер, так давно и со знаменем в руке (на руке).
Повылавливав блох повсеместно, присели на минуточку в опустевшей «Кабаньей голове». Аберфорт расстарался подать горячий ароматный суп из говяжьих хвостов с рубцом, а к нему по рюмке самогона. Расслабляться было нельзя, но усталое тело так и просилось в ванну. У нее правый глаз стремился к левому, фокус получался смазанным.
— Отличный день, — звучало чуть с акцентом, что говорило о вихрях, бушующих в ее голове.
— Который еще не закончен… При всем уважении к заведению, ночевать я предпочту у себя!
Расплатившись, мы не в гостях были, потащил чуть хмельную, потяжелевшую напарницу на улицу. Ветер усилился и дул в лицо, заставляя трансгрессировать к барьеру вокруг школы прямо посреди улицы.
Замок высился на холме. Штурмовать его предстояло по широкой траектории, чтобы выйти к воротам. Теплицы Спраут сообщались со зданием, но вламываться в чужой дом, которым являлся барсучий факультет, с тылов было дурным тоном.
— Меня птичка обгадила? — спросила она, отирая лоб.
— Куда там!
Дождь начался внезапно с крупных капель вперемешку с градом. Льдинки больно секли. Под порывами сильного ветра, не разбирая дороги, мы поползли в горку. Цепляясь за спутанную, пожухлую траву, буквально через пару минут насквозь мокрые, утопая в грязи по щиколотку. Многочисленные ручейки радости не добавляли. Иногда я слышал ее сопение. Но говорить было невозможно. Почему-то хотелось петь. Бессмысленно, не сейчас. А когда?! Оставался последний рывок. Последний поступок на сегодня, ведущий в Ад или в Рай. Скорее в Ад… Потом решу.
Я подхватил ее на руки и внес в ворота как трофей. Но тепло и сухость помещения, еще одна широкая лестница, над которой высились статуи вепрей, внезапно вернули все на круги своя. Марийка легко соскочила, приложила палец к губам и вприпрыжку кинулась в противоположную сторону, выжимая подол насквозь мокрой юбки.
Все, что могло стоять и топорщиться в предвкушении, однозначно указывало на шесть часов, как и полы мантии, путающиеся вокруг ног, как безнадежно облепившие их брючины, как слипшиеся сосульки волос.