Приглашение в ад
Шрифт:
слежки. Однако обнаружить это по его поведению было трудно.
У темного двухэтажного особняка, производившего впечатление нежилого, вышли. Коблиц открыл
железную браму своим ключом. Ян отметил, что брама открылась, не издав ни малейшего звука. “Без масленки
не обошлось”, — подумал Ян с привычной реакцией механика.
Поднялись по смутно угадываемым ступеням. Коблиц ввел Яна в темный коридор. Тщательно затворил
за собой входную дверь, открыл противоположную. Из нее на
хрустальных люстрах свет.
— Входите, входите, — подбодрил Яна Коблиц.
Ян шагнул вперед и очутился на пушистом ярко-красном ковре. Навстречу ему, приветливо улыбаясь,
шла молодая высокая женщина в домашнем платье и в фартуке. В ней все было простым и домашним, кроме
лица: белокожего, тщательно ухоженного, с высоко подтянутыми к вискам дужками бровей. Такие лица Ян
встречал в журналах, где рекламировали японских гейш.
— Ну вот, пан Янек, — широко улыбнулся Коблиц, — теперь позвольте поздравить вас с благополучным
исчезновением!..
Гельмут Фриче не любил вести разговоры с окружающими — даже с коллегами по службе. Он
4 воспринимал необходимость произносить слова как неизбежное зло. С одним исключением из правила:
ему_ правилось беседовать со своим отражением в зеркале, когда по утрам, перед выходом на службу, он
брился.
Фриче не пользовался успехом у женщин. Однако сам себе нравился. Все у него было белесым: волосы,
брови, ресницы, губы — и лишь в глазах таилась голубизна. Хотя и она, казалось, покрыта какой-то пленкой.
Пожалуй, во внешности Фриче было что-то поросячье. Впрочем, все зависит от точки зрения. Лебедю
претит болото. Цапле, наоборот, болото очень нравится — так же, как лягушкам, которых она там добывает.
Фриче считал свою внешность вполне подходящей.
“Ну и что с того, что ресницы белые? — задавал вопрос своему отражению. — Я тебе, дорогой Гельмут,
скажу так. Иные носят свою внешность, как вывеску на колбасной: у них не лицо, а перечень товаров,
имеющихся в лавке. Это — слабаки. А настоящим мужчинам лицо дано, чтобы вводить в заблуждение
окружающих, скрывать ум и железную волю. Ну что, дорогой Гельмут? Ты согласен со иной? Знаю, что
согласен, шельмец!”
И Фриче подмигивал своему отражению. Что касается женщин, их можно покупать за деньги. Так даже
удобнее.
Фриче жил холостяком. Это было продолжением его представлений о своем месте в мире: ничто не
должно отвлекать от выполнения служебного долга.
А о служебном долге ему в этот день напомнили. И напомнили весьма недвусмысленно. Из самого
Берлина пришло строжайшее предписание усилить меры по охране
все возможные каналы утечки информации. Непосредственная сфера деятельности Фриче в негативном плане
не упоминалась. Зато приводился пример нерадивости одного из коллег в другой части Германии, сообщалось о
строгом наказании, которое последний понес. Циркуляр был подписан высоким начальством по отделу
Гельмута Фриче. Дали понять, что на работу отдела обратил внимание сам Генрих Гиммлер.
Прочитав циркуляр, Фриче почувствовал холодную гордость. Хотя никаких конкретных данных не
имелось, он по собственной инициативе начал “профилактику” на заводе. Взять хотя бы того поляка с немецкой
фамилией Крункель. Фриче убрал его с производства по интуиции. Отправил, несмотря на сопротивление
мастера и оперативного директора завода. А теперь-то, после получения циркуляра, он выдворит всех поляков
без малейшего послабления — чтобы на предприятии и духом польским не пахло. И пусть дирекция куда
угодно жалобы пишет — это только пойдет ему на пользу.
В приподнятом расположении духа, что, естественно никак не отражалось на внешнем виде, Фриче
достал спш ки работающих на заводе и углубился в повторное изучс ние. В его экземпляре фамилия Крункель
была аккуратн вычеркнута красными чернилами. Кстати, информацию о возвращении Крункеля в Варшаву
Фриче передал коллеге, занимавшемуся Польшей. Так что, вполне возможно, фамилия Крункель перечеркнута
уже не только чернилами. Надо будет поинтересоваться. Это не праздное любопытство — Фриче ради общего
дела не мешает знать о дальнейшей судьбе нежелательных элементов.
“Сегодня суббота, — прикинул Фриче. — Не позже чем в понедельник соберу руководство, предложу
заменить поляков немцами. А пока займусь списком”.
И он с глубоким ощущением своей необходимости великому рейху углубился в работу.
По даже если служишь в такой всесильной организации, как гестапо, и считаешь себя прямым
наследником нибелунгов, тебе, увы, не все дано предвидеть. Конечно, Фриче не догадывался, что в то время,
когда он читал высочайший циркуляр, в его судьбу вмешивались иные, еще неведомые ему силы.
Кристина с нетерпением и тревогой ждала вестей от Яна. Он обещал сам дать о себе знать. Хотя
Кристине и казалось, что Ян сгущает краски в отношении опасности, она не смела ослушаться. Больше всего ее
угнетало бездействие. После удачно выполненного задания и выдумки с куклой, все ее существо требовало
активного действия. Ей казалось, что подключение к борьбе их группы может чуть ли не спасти Польшу от