Приглашение в ад
Шрифт:
Но сейчас впервые в жизни он показался сам себе жалким, беспомощным. От возникшего в комнате человека
исходила властность и грубая сила. А им Фриче привык повиноваться.
— Первое: не пытайтесь вырваться из мышеловки. На улице мои люди. Второе: вам чертовски повезло,
вы лишаете меня удовольствия всадить вам пулю в живот. И только потому, что кому-то взбрело в голову
приставить вас к заводу, в котором я заинтересован. Сейчас вам предстоит уплатить мизерную
никчемную жизнь…
Коблиц знал такого рода людей. Они повелевают другими, пока чувствуют власть и безнаказанность. Но
стоит им попасть в непривычную обстановку, где необходимо действительно проявить волю и мужество,
теряются, начинают дрожать, как щенки, отнятые у суки и брошенные в холодный подвал. Правда, в отличие от
беспомощных щенков, подобные типы в любой момент готовы перегрызть врагу горло. Но Коблиц, нагнетая
атмосферу безысходности, ни на секунду не терял бдительности.
— Итак, с этой минуты вы будете работать на меня, — безапелляционно сообщил Коблиц.
— С какой стати? — неуверенно огрызнулся Фриче и потер лоб ладонью. Он еще, видимо, не отрезвел и
пытался выгнать хмель.
— Вы влипли, Фриче. Девчонка — мой агент. Как вы понимаете, я располагаю снимками вашей персоны,
на которых вам недостает лишь нимба святого и… галстука. В общем, у вас нет выхода. Или даете согласие
сотрудничать, или вам полный капут. Даже если я оставлю вас в живых, завтра все компрометирующие
материалы попадут вашему начальству. Не знаю, отправят ли вас в концлагерь, но на карьере можете поставить
жирный крест. Итак?..
Коблиц дал время Фриче взвесить сказанное.
— В конце концов, это глупо, — нарушил молчание Фриче. — Я не могу сотрудничать с призраком. Кто
вы, и что от меня требуется?
— Неважно, — сказал Коблиц. — Что касается вас… на заводе работает группа поляков. Мне нужно,
чтобы ни один из них но был уволен. Во всяком случае, пока я не разрешу.
— Это невозможно, — сказал Фриче. — Как раз сегодня я передал дирекции списки на увольнение.
— Значит, утром отмените свой приказ. В конце концов, за ночь могли произойти только вам ведомые
изменения. Ни один поляк не должен покинуть завод. Таково мое условие.
Фриче сидел неподвижно, словно неожиданный поворот событий превратил его в камень.
— Побыстрей ворочайте мозгами, Фриче, — с раздражением воскликнул Коблиц и понизил голос:
Кристина застонала и зашевелилась. — Мне на вас отпущено еще десять минут.
— Хорошо. Допустим, я поляков оставлю. Что дальше? — поинтересовался немец.
— Дальше я кладу на стол листок бумаги и ручку.
Это приличная сумма, Фриче. И моя охранная грамота. Впрочем, наше делопроизводство вы знаете, не мне вам
объяснять. А в дальнейшем у вас одна-единственная задача: любить и охранять поляков. То есть вы их просто
должны обожать. Молиться на них, если хотите. Чтобы ни один волос не упал с их голов. Потому что за каждую
голову вы отвечаете своей…
Уже на улице Фриче заметил две темные мужские фигуры, бесшумно растворившиеся в ночи, и понял,
что с ним не шутят.
…Кристина стала приходить в себя, когда за окнами посветлело. Сознание было мутным, веки налиты
тяжестью, в теле бродила боль. Наконец она сбросила пелену полусна. К горлу подступила тошнота. Кристина
откинула простыню и ужаснулась: на теле синяки, следы укусов… Она поднялась, подошла к зеркалу,
вгляделась. Губы напухли.
Конечно, надо было заплакать. Да что там плакать — зарыдать во всю мочь. Но слез не было. Кристина
не привыкла плакать. Она медленно отвернулась от зеркала и вдруг увидела на столе цветы. Темно-красные
розы в вазочке. Возле вазы лежала записка. “Это вам от Яна”. Подписи не было. Фриче? Нет, естественно. Он
ничего о Яне не знает. Значит, Коблиц.
Розы от Яна… Кристина неожиданно засмеялась. Смех был неестественным, прорывался наружу
толчками, и оборвался так же внезапно, как начался. Она схватила вазу с цветами и с остервенением грохнула
об пол. Жалобно звякнули осколки фарфора…
Первые дни Ян с трудом вживался в обстановку “исчезновения”. Квартира с пушистыми коврами, дорогой
5 мебелью, богатой библиотекой была, по сути, комфортабельной тюрьмой: появление на улице
исключалось. В шестикомнатном особняке, где большую комнату занимала пани Зося, находилось еще одно
живое существо: огромный белый сибирский кот — пан Марек. Пан Марек явно томился по обществу: он
часами ходил за Яном, трогать себя руками не позволял, а только, не мяукая, беззвучно разевал острозубый рот
и выжидающе глядел на пришельца голубовато-желтыми глазами.
Внизу, в полуподвальном помещении, жил бородатый, мрачного вида смотритель. По всей вероятности,
он присматривал не только за домом.
Но самой загадочной фигурой в доме была, несомненно, сама пани Зося, всегда подтянутая, всегда
улыбающаяся. В какое бы время суток ни встречал ее Ян, Зося, казалось, только что собралась на бал. Ян понял,