Приглашение в ад
Шрифт:
делами, в которых, без сомнения, проступал бы цвет крови, а просто женским обаянием, женской красотой,
способной преодолевать столетия наряду с пирамидами.
“А ты, Кристя, лежишь в земле, — думал Ян, — никому не желавшая зла, никем не узнанная до конца.
Ты никогда не станешь знаменитой. И не потому, что не была царицей. Просто не успел найтись твой Тутмос,
умевший мять глину для того, чтобы она затвердела и передала потомкам черты, которые вдохновили мастера.
Тутмос
— Вам нравится эта поделка? — спросил Фарук.
— Нет, что вы! — Яну сделалось неудобно. — Просто на хлынули воспоминания…
— Я знаю, — сказал Фарук.
Ян уже стал привыкать к постоянной фразе египтянина Но сейчас не выдержал, подозрительно глянул на
него Что он знает? Что-либо конкретное о Кристине? Но откуда? Маловероятно. Что-то о Яне? Может быть.
Однако скорее всего он знает о людях и временах…
— Я знаю, — повторил египтянин. — На вас нахлынули воспоминания. А на нас нахлынули дельцы,
спекулянты Ян, я привел вас на базар еще затем, чтобы вы увидели конгломерат торговых связей. В Лондоне это
увидеть невозможно. А тут… Знаете, кто самый популярный сегодня человек в Каире? Интендант британских
войск. В связи с подготовкой к борьбе с корпусом Роммеля у английской армии много заказов. Один мой
приятель за двое суток нажил состояние…
Фарук поправил на голове свою красную феску. Было непонятно, кого он осуждал, кем восхищался.
Можно подумать, что он дает рекомендации гостю, как лучше использовать свое пребывание в Египте.
У Яна уже гудели ноги от усталости — он не привык столько передвигаться пешком. Но выбраться с
базара было не так-то просто. Они медленно пробирались сквозь пеструю толпу. Кто-то смачно причмокнул у
Яна над ухом. Он повернул голову — и отшатнулся: прямо над его головок, отвесив гуттаперчевую губу, скалил
желтые зубы верблюд. Рядом что-то выкрикивал высокий араб в белом халате, в пыльной фетровой феске.
— Не бойтесь, — неожиданно улыбнулся Фарук. — Встреча с верблюдом всегда к счастью.
— О чем он кричит? — спросил Ян, кивая на араба.
— Он хвалит своего верблюда. Он говорит, что такого красавца земля еще не рождала. А насчет ума…
умнее только король. И, конечно, аллах.
— Здесь умеют преподносить товар.
— Этот араб ненамного преувеличивает! Заметьте: моя фамилия тоже означает “верблюд”. И я этим гор-
жусь. Ян, если бы вы знали арабский язык, то легко бы выяснили, что понятия “верблюд” и “красота”
происходят от одного и того же корня.
— Никогда бы не подумал.
— Я знаю. Но верблюд в самом деле очень красив. На мой взгляд, он близок
умеющих обнаруживать под землей воду, считают святыми. А верблюды всегда находят путь к воде. Они
чрезвычайно привязаны к людям. Мне рассказывали, что когда появляются самолеты, начинают бомбить и
стрелять, верблюды ложатся, образуя кольцо вокруг людей, словно силятся защитить их своими телами…
Впрочем, легенда гласит, что бог создал бедуина и верблюда одновременно.
“Вот он, Восток, во всем своем своеобразии, в своей неповторимости, — думал Ян. — Всего несколько
слов, а я начинаю уважать это странное животное с такими уродливыми горбами, войлочной шкурой,
узловатыми ногами. Завтра оно может показаться мне прекрасным…”
Неизвестно, куда бы завели Яна раздумья о прелестях и загадках Востока, если бы на выходе из тесного
ряда ремесленных лавчонок он лицом к лицу не столкнулся с поручиком Губаньским.
Губаньский был одет почти так же, как Фарук: пиджак, бриджи, гольфы с башмаками. А голову венчала
красная феска!
Пожалуй, феска поразила Яна больше всего. Еще один мусульманин! Впрочем, этому человеку, вероятно,
совершенно безразлично, под какую веру подделываться. Надо — он станет зулусом или индийским брамином.
А пока можно подработать и у фашистов… Именно феска оказалась тем звеном, которое связало в единую цепь
умозаключения Яна. Теперь он не сомневался, что Губаньский сыграл зловещую роль в гибели Кристины. А его
присутствие в самолете… появление в Каире… Ян внезапно ощутил в себе холодную беспощадность. Надо
было действовать. Сейчас. Немедленно. Случай может не повториться.
— Я приветствую вас, пап поручик, — с нескрываемой насмешкой сказал Ян.
— Ах, это вы, пан… пан… Мортон, если не ошибаюсь? Такая неожиданная встреча!
— Почему — неожиданная? Не следует кривить душой, пан поручик…
— Кстати, я уже не поручик. Я — капитан.
— Мои поздравления, пан капитан. Я даже догадываюсь, за какие заслуги вы повышены в звании.
— Вот как? Ваша осведомленность просто поражает…
— Нам надо поговорить, пан капитан.
— К сожалению, не располагаю сейчас временем.
— Временем располагаю я, — тихо, жестко сказал Ян. — И вы пойдете со мной.
Он на мгновение обернулся — и поразился: Фарука нигде не было видно. Что это должно было значить?
Встретил случайного знакомого, задержался? Не пожелал вмешиваться в конфликт?
— Послушайте, Мортон, Крункель или как там вас… не воображайте себя хозяином здесь, — развязно
повысил голос Губаньский. — Я пойду туда, куда мне нужно.