Приговор
Шрифт:
Привыкла, правда, к нему. Но в последнее время до того все это опостылело, что сил нет. Неужели никогда не вырваться ей из-под власти этого тяжелого непонятного человека? Она часто ловила себя на том, что даже разговаривает в его присутствии тише, чем обычно.
Сейчас она твердо знала — так жить долго нельзя. Что-то должно случиться. Это что-то вернет ей волю, достоинство, полноту жизни. Это что-то было неопределенным и немного тревожным, но она ждала его с нетерпением.
Такси остановилось.
— Папа! — позвала она дрогнувшим вдруг голосом.
Оскар Семенович появился, как тень, из темноты сада. Опираясь на палку, он угрюмо разглядывал Мариту из-под густых седеющих бровей.
— Ты одна?
— Да.
— Как погуляла? Хорошо?
— Да.
— Ложись спать. Спокойной ночи!
Оскар Семенович ушел к себе, не сказав больше ни слова. Мариту вдруг охватило смешанное чувство недоумения и тревоги. Почему он не задал серию обычных вопросов. Что это?
Ночь Марита спала плохо, часто просыпалась, вздрагивала, прислушиваясь к шороху листвы. Ее не покидал страх, необъяснимый, цепкий. Все почему-то казалось, что рядом, в соседней комнате, во дворе или в саду прячется, затаенно дышит кто-то чужой и страшный.
Марита снова прислушалась. Нет, ничего. В соседней комнате похрапывал Оскар Семенович.
Она решительно поднялась, открыла дверь и в ночной рубашке вышла на крыльцо.
Как меняется все в мутноватом, рассеянном свете наступающего утра. Где-то под кустом сонно пощелкивает кузнечик. Ему, наверное, тоже плохо спится. Тишина успокоила Мариту.
Ежась от холода, но успокоенная, она вернулась в комнату с удовольствием нырнула в неостывшую еще постель. А за окном уже начинался дождь — монотонно барабанил по крыше, шелестел по листве тутовника. Марита крепко заснула. Проснулась поздно. Стрелки часов показывали десять. Она спрыгнула с кровати, накинула халатик. В домике тихо.
«Странная доброта! Злой бог ушел, не разбудив ее».
Марита спустилась во двор. Пышные георгины, словно приветствуя, кланялись ей своими тяжелыми головками. Дремавший под деревом Тузик потянулся, лениво засеменил к хозяйке, виляя хвостом.
— Ну вот, коротыш, — грустно проговорила Марита, — снова день и все, как обычно. Поеду на рынок, потом кухарничать и — ждать злого бога.
Спустя четверть часа, Марита уже ехала в город. По телефону-автомату она попыталась дозвониться к Зауру, потом к Аиде, но безуспешно.
Не удалось ей поймать Заура и на другой день — в первый день сентября. Отрешенная, внутренне вся напряженная, она с нетерпением ждала перерыва между лекциями, чтобы снова броситься к телефону. Наконец, услышала в трубке
Марита приехала к скверу на улице Камо ровно в девять, огляделась.
Заура не было. Девушке взгрустнулось. Неужели не придет? Неловко было стоять одной, отворачиваться от многозначительных взглядов. Потеряв надежду, Марита хотела уже уйти, но в это время из-за каменного выступа ограды появился Заур.
Марита хотела было сострить по поводу «вежливости королей», но, увидев его запавшие глаза, небритые щеки, сдержалась.
— Тысячу извинений, — начал он, оправдываясь.
— Не надо. Я знаю… Рада, что вы все-таки пришли. Мне очень хотелось видеть вас, Заур.
Она отвернулась, прикусив губу. Он благодарно сжал ее руку.
Они медленно шли вдоль шоссе, потом поднялись на мост, нависший над платформами вокзала.
Марита увлекла Заура к перилам моста и остановилась. Глянула вниз.
— Так и подмывает — сесть в какой-нибудь поезд в уехать далеко-далеко, — вырвалось у нее. В голосе прозвучала какая-то затаенная тоска.
— Зачем? Неужели вам здесь плохо?
— Нет. Я не могу этого объяснить, Заур. Но такое чувство в последние дни — будто что-то должно случиться.
Они пересекли привокзальную площадь, вышли к скверу Самеда Вургуна. Под ногами хрустела кирпичная крошка.
Заур подвел ее к скамье у самого фонтана. Прозрачные струи воды взвивались вверх и с плеском падали в бассейн. Лилось из динамика «Мы с тобой два берега…» В быстро темневшем небе одна за другой загорались звезды.
Заур погладил прохладные пальцы девушки.
— Дарю вам эту песню, — сказал он. — И этот вечер. И вон те звезды.
— Спасибо, — она улыбнулась. — Вы так щедры, что мои страхи отступают.
— Страхи? Какие? У вас есть отец, товарищи. Я, если хотите.
— О! Отец! — Марита вздохнула. — Он черствый, нелюдимый. Я боюсь его.
— Такое страшилище, а я его не знаю, — шутливо сказал Заур. — Все-таки житель моего района.
Девушка не приняла шутки.
— Чтобы характеристика была полной, добавлю: он никого, кроме себя, не переносит. А меня просто терпит.
— Почему же он такой?
— Не сегодня, Заур, — попросила она. — Я расскажу и о нем, и о себе. Только не сегодня. Оставим эту тему, ладно?
Заур кивнул.
— Вы уехали со стадиона таким расстроенным. Наверное, случилось что-нибудь, — спросила Марита.
— Да, было совершено преступление. Убийство.