Приговоренный

Влодавец Леонид Игоревич

— Понятно. В общем, первый раз они с Черным пытались дело обделать. Ключ они сумели достать у того самого умного человека, который нашел старое дело…

— У тебя, что ли? — в упор спросил Михалыч.

— Не комментирую, — усмехнулся Максимыч. — Достали, и все. Но вот с иконой вышел прокол. Когда Коваленко повез икону в Москву, ее у него украли. И три года о ней ни слуху ни духу не было. А потом Иванцов ее собрался прикарманить и напрямую, без всяких там Черных, добраться до покупателей. Хотя ничего про ключ не знал…

— Вот что, Максимыч, — Михалыч перебил старого товарища довольно бесцеремонно, — что-то мне в твоей рассказке не очень нравится. Икона — контейнер для ключей… Уж очень это

смахивает на стрельбу из пушек по воробьям. Опять же непонятно, от какого такого сейфа в банке эти ключики и что в нем может лежать? Давай-ка если уж начал, то говори все как есть. А то плетешь, плетешь, мозги только пудришь.

— Хорошо. Скажу еще: икона — сама по себе пароль. Если ее не предъявить в банке и если эксперт не признает ее подлинной, то никакие ключи не помогут и к сейфу никого не допустят. А вот о том, что в сейфе, я не знаю.

— Вот это, Максимыч, похоже на дело. Теперь я уже помаленьку понимать начинаю.

— Добро, коли так. Тогда, в девяносто втором, все удалось утрясти. Резник сумел договориться с Всронцоффым, а Черный через Домициану выплатил Резнику неустойку. В этот раз все гораздо сложнее Воронцофф, по данным из СВР, влетел на очень крупную сумму. Причем совершенно легально. Он задолжал, по некоторым данным, более полсотни миллионов долларов. Тем не менее он через подставного берет еще пять миллионов в кредит. И авансирует Сноукрофта с Резником. Стало быть, в том самом балке, который открывается иконой, кое-что лежит.

— Ясно… Значит, последний шанс?

— Да, но есть еще нюансик. Должок Воронцоффа может больно резануть того самого хорошего мальчика, о котором мы вчера говорили. Как именно — это я тебе даже на плахе не скажу, и так уже наболтал много. Мальчик вообще должен быть ни при чем. Для этого нужно было, чтоб все оказалось записано на дурака, то есть на Иванцова. Нет дурака, нет и проблемы…

— Ну да, а теперь, поскольку бумажки на Иванцова попали в руки Цезаря, проблем стало больше.

— Не то слово… Цезарь — это ведь пешечка, за ним ой сколько фигур крупнее! Там ухватятся!

— Да-а… Резонанс получится серьезный! Ты кого-то из действующих ставил в известность?

— Конечно, там обещали во всем помочь. У них тоже не во всем ажур, они нам услуг немало оказали. Взяли на себя посредничество с теми, кого представляет Цезарь. Я думаю, смогут договориться. Но расходы будут большие. Выторговывать компромат такого уровня — копейками не отделаешься. И иконку, само собой, придется забыть.

— От меня что требуется? — по-деловому спросил

Михалыч.

— Обрубить Клыка и Авдееву. Я бы на месте Цезаря и его хозяев таких свидетелей приберег. Но в нынешнем торге они совсем лишние. Но учти, сделать это-надо не сразу. Только после того, как выкупим подлинники документов, ведущих от Иванцова в нашу сторону. По докладной предстоящего покойника можно будет четко определить, что и как. А вот супруга Иванцова должна пораньше уйти. Как можно скорее…

— Как всегда, небольшие услуги… — усмехнулся Михалыч, ничуть не скрывая сарказма.

Старики распрощались, даже расцеловались. Максимыч, залезая в черную «Волгу», вздохнул:

— Хорошо, когда есть на кого опереться в трудную минуту. Скоро уж не останется таких людей. Спасибо, Михалыч!

— Да что уж там, рано еще благодарить…

«Волга» выехала за ворота, покатила по закрытому поселку, вынеслась за внешнюю ограду мимо отдавшего честь постового.

В это время Михалыч уже входил в дальнюю комнатку своей скромной, но просторной дачки, где его дожидался Цезарь.

— Хорошо посидели? — спросил он у Михалыча.

— Нормально, — вздохнул тот. — Все слышал?

— Естественно. Клевый микрофончик у тебя в креслице стоит! Прямо как рядышком с вамп побыл. Казенный небось

заиграл?

— Тебе не все равно?

— Если по делу, то до фени. И что теперь светит старичку?

— Ничего особенного. До дому живой доедет. А к ночи сердце схватит. Пожилой человек, что сделаешь…

— Однако… — подивился Цезарь. — Как же это так бывает?

— А не интересуйся, сынок. Зачем такими подробностями голову забивать? Ну, допустим, пока мы с ним у бассейна загорали, один парнишка ему одежду немного попрыскал аэрозолем, вроде к ж от тараканов, но чуточку покрепче и без запаха. Зачем тебе такую пакость в уме держать?

— Да так, из любви к искусству… А то ты и меня, того гляди, куда-нибудь спровадишь.

— Не беспокойся. С тобой у нас вроде бы все обговорено. С Резником тоже как-то все обштопали. Максимычу, вишь ты, действующие люди помочь обещались, но с нами-то, думаю, тоже столкуются.

Цезарь затянулся «Кентом» и спросил:

— А не жалко тебе его?

— Жалко — у пчелки. Если б ты не ко мне пришел, а к нему, он бы тоже не постеснялся. Он в 1956 году на своего родного начальника, который его в люди вывел и на хороший пост подсадил, докладную написал. Мол, так и так, участник репрессий времен культа личности, тайный последыш английского шпиона Берии. Время, конечно, было другое, исключать и сажать сразу, как в 1937-м, не стали. Руководство этого начальника вызвало, попросило объяснительную по — этапам, а мужик не выдержал, разнервничался и бабахнул себя из личного оружия. Вот Максимыч и сел на его место…

— Паскуды там у вас работали, — сказал Цезарь безапелляционно.

— Может быть, — согласился Михалыч, — только не паскудней нашего получились. Мы хоть красивыми баснями прикрывались, стыдобушку берегли, а вы внаглую…

— Это не мы такие, это жизнь такая, — кивнул Цезарь. — Теперь надо о другом думать. Начальство мне поручило вывезти Клыка и его девушку за рубеж. Вместе с компроматом. Поможешь?

— Что они у вас там делать будут?

— Жить. Нормально и спокойно. Чтобы вы с Иванцовым тоже спокойно и благополучно жили. Вы ж с Максимычем небось думали, что мы люди злые и нехорошие, только режем да убиваем. А мы, представь себе, лишних жертв не хотим. Зачем? Если Иванцов будет отдан под суд, посажен, а то и шлепнут, то пользы от этого никому не будет. И если, как вы с Максимычем планировали, хватил бы Иванцова во цвете лет инфаркт, какая от этого польза? Тоже никакой. Ну свалили бы на него чужие грехи, записали бы на него чужие деньги, долги и убытки, половина из которых состряпана исключительно для отмаза от полного налогообложения какого-то там приличного мальчика. Да зачем такие сложности? Пусть себе живет и работает товарищ Иванцов в родной области, только тихо, спокойно и без отсебятин разных. И тебе, дедуня, надо не мельтешиться, не лезть в игры для молодых мужчин, а знать свое дело глухо: кефир, клистир и теплый сортир. Глядишь, еще и до ста лет доживешь. Будешь почетным консультантом. А по нечетным — рыбку удить, как говорил товарищ чукча, когда его в почетные академики выдвинули. Иконку мы тихо и мирно реализуем, то есть тряханем гражданина фон Воронцоффа как следует. Вот видишь, какие мы простые… По рукам?

— Ладно, — сказал Михалыч, — по рукам так по рукам.

— Поехал я, — объявил Цезарь. — До скорого!

Когда неприметная «восьмерка» Цезаря выкатила за ворота, Михалыч снял телефонную трубку.

— Сережа? Здравствуй, дорогой. Михалыч говорит. Как там Соня поживает? Ну и ладно, приятно слышать. Ты скажи ей, чтоб она зашла сегодня к Олегу. Очень он по ней соскучился. Прямо жаждет чего-то ей сказать. Хе-хе! Наверно, наверно, о любви. Ну, привет семье.

Едва Михалыч опустил трубку, как телефон зазвонил. Глянув украдкой на часы, пенсионер отозвался: